Брат

Глава 1

– Друзья! – торжественно вещал хлыщеватого вида в зауженных моднявых штанишках и бабочке тамада. – А теперь давайте снова поднимем бокалы за виновника нашего торжества, Анатолия Сергеевича!

Подвыпившие гости одобрительно загудели. В банкетном зале зажегся свет, разгоняя с танцпола девиц с перекаченными губами и другими бессовестно выступающими из-под тугих платьиц частями тела. Минуту назад они бодро отжигали под «Лабутены», не забывая при этом беспрестанно селфить себя на фоне «праздника жизни».

За столиками их ждали пузатенькие дяденьки с хмельными глазками, с сединой и плешкой на голове. Куклы разбрелись по своим мусикам и дружно поддержали прозвучавший за меня тост, подхватив бокалы с шампанским.

Официанты в белых рубашках и черных жилетках напоминали худых дрессированных пингвинов. Они ловко сновали между рядами ломившихся от угощений столов, наполняя моим гостям фужеры.

– Толя! – кто-то заорал из зала. – Скажи ответочку!

– Лезь на бочку! – воодушевленно поддержали остальные присутствующие.

– Да-а! – визжали девицы так, будто были моими близкими друзьями, но большинство из них я впервые видел.

Может, кого-то и знал, но разве всех припомнишь. Мои партнеры и товарищи по бизнесу сегодня заявились с одними, а завтра с другими придут, вечно соревнуются у кого телка круче, что я их всех запоминать должен?

– Друзья! – я встал и кашлянул в кулак. – Спасибо, что пришли на мой юбилей! Но у меня для вас новость.

– О-о-о!.. – предвкушающее загудел нетрезвый улей.

– Толя, жги! – выкрикнул Иван Иваныч, самый возрастной воротила среди нас, но бухает за троих и вечно молодиться. Волосы красит, гоняет по городу спортивке-двухдверке и пиджачок нацепил белый по подростковому с разводами и приталенный. Не сходится он у него в пузе, но «Армани» блин.

– В общем… Поймите меня правильно, – в предвкушении реакции зала, я торжественно обвел присутствующих невинным взглядом агнца. – Я сегодня подписал договор о продаже своей компании.

Дзинь! – у кого-то выпал из руки бокал и разбился. А затем тишина повисла такая, что ее разглядеть можно было. Как густое молоко в воздухе парила. Даже девки перестали хихикать, чуя неладное.

Тамада, на всякий случай, попятился к выходу, даже оставил меня наедине с его дорогим микрофоном, за который он вес вечер трясся.

– Как?! – наконец, почти одновременно выдохнуло несколько человек разом. – Это шутка?! У нас же с тобой контракты…

– Ты что творишь, дятел?! – выкрикнул Иван Иваныч, окончательно разрубив тишину.

– Заткнись и послушай! – рявкнул я на него, и тут же миролюбиво и как ни в чем не бывало продолжил. – Вы, конечно, меня осуждаете, – улыбался я с микрофоном в руке. – Но признайтесь… На самом деле вы пришли не ко мне на день рождения. Для вас это очередной лживый визит никому ненужной вежливости. За вашими лицемерными улыбочками так и проглядывает мысль – как бы повыгоднее меня облопошить. Так?.. Я не вчера родился, все понимаю. В общем, я принял решение уйти, так сказать, на покой.

Изрек я сие с упоением, наслаждаюсь вытянутыми мордами моих бизнес-партнеров, которые до сих пор не оттяпали мне руку и часть бизнеса лишь потому, что у меня имелся отличный юрист и грамотный бухгалтер.

Но в последнее время как-то все настолько приелось, что захотелось вдруг послать все к чертям и смотаться на край света. Край света я уже присмотрел – домик на берегу нечерного моря вполне подходил под это дело. Нажитых финансов хватит, до конца жизни можно не экономить. Еще детям останется, правда их у меня так и не появилось. Все работа, встречи, корпоративные пьянки и проходные бабы, ни одна из которых меня так и не зацепила. Зато я их цеплял – определено… Почему-то все курвы попадались мне страсть как на бабки падкие. Мои бабки…

Ну это все лирика, а вот бизнес я реально продал. На покой уйду, курочек заведу, книжки писать буду, благотворительностью займусь. Чем там еще на пенсии бизнесмены занимаются?

Хотя, вроде, нет у них пенсии как таковой. Да и вообще, считается, что настоящий бизнесмен никогда не продаст прибыльное дело, а будет его множить и расширять. Все правильно, вот только дело это не приносило больше ни радости, ни удовлетворения…

Сначала я радовался деньгам, недвижимости, а потом, когда ими насытился, захотелось вдруг чего-то другого. Человеческого… Только где это взять, когда вокруг тебя одни лицемерные ублюдки, которые только и думают, как тебя нагреть. Лишь только зазеваешься, потеряешь хватку, и нож в спину воткнут. Кинут и не поморщатся. Вот я и решил, так сказать, их первым кинуть. Ведь на моих поставках завязан их бизнес. Тесно так завязан. Без потерь не получится развязаться… Да и похрен! Живем один раз…

Тамада несмело взял у меня из рук микрофон. Его прическа а-ля Элвис теперь уже не топорщилась, а повисла безвольным гребешком.

– Уважаемые гости! – попробовал он разрядить обстановку. – Помните, зачем мы сегодня здесь собрались! Сегодня день рождения Анато…

Но уважаемые гости его вмиг освистали и закидали его апельсинами. Никто вдруг сразу не захотел вспоминать повод сегодняшнего праздника. Что и требовалась доказать – я был для них лишь выгодным и нужным человеком, не более.

А куда делись мои настоящие друзья? Как-то подрастерял их за свою бурную жизнь. Вот помню, в девяностых мы неразлей вода были. Брат за брата. Каждый друг за друга порвать был готов. А сейчас? Кто спился, кто в бизнесе погряз, у кого жена и дети, или вообще – ипотека… Вот если бы было можно, начать сначала…

– Слышь, Толян, – ко мне подошел Иван Иваныч и взял за пуговку на груди. – Ты это, не серчай… скажи, ты действительно продал компанию?

– Формально, нет еще, – хмыкнул я. – Сам понимаешь, с кондачка такие дела не делаются. – Завтра подпишу остальные бумаги и гуд бай.

– Завтра? – в глазах ушлого воротила блеснул огонек. – Слушай, пойдем бухнем! А? Все-таки днюха у тебя.

– После пятидесяти не люблю днюхи отмечать, – я убрал его руку со своего плеча. – Прощай, Ваня… ищи другого лоха для своих мутных делишек.

– Зря ты так, – скривился тот. – Принял решение, даже не посоветовался со старшими товарищами.

– За советом я к тебе приду, когда буду туалетную бумагу выбирать. Помягче, чтобы была, – капнул я ядом, намекая на недуг Иваныча, которого он страшно стеснялся. Оно и понятно, геморрой никто не хочет афишировать.

– Да я тебя, сука!.. – выдохнул тот, замахнувшись, но ударить не решился.

Зато я подхватил кисть Иваныча и вывернул ее. Тот послушно согнулся за своей рукой, но надо отдать должное – не завыл, а лишь заскрипел зубами.

– Не стоит Ваня… – я наклонился и прошептал ему на ухо. – Давай просто спокойно разойдемся. Я тебе на новый год открытку пришлю…

Краем глаза я уже видел, как к нам спешат мордовороты Иваныча.

– Пусти-и… – наконец выдохнул он, уже не смог терпеть боль от заломленной руки.

– Прощай, – я оттолкнул его чуть от себя. – Жди открытки, короче…

Я развернулся и пошел прочь.

Иваныч что-то проскрежетал вслед. Что именно, я не расслышал, но показалось, что-то вроде, мол, еще попробуй доживи до этого самого нового года…

Утро в моей квартире встретило меня улыбчивым солнышком, что протиснуло лучик в спальню, горячим кофе, и полуголой девушкой с грудью как у Памелы и попой, как у Лопес. Девушка кокетливо накинула мою рубашку, но от этого не перестала выглядеть менее эротичной.

– Привет, Маша, – сладко потянулся я, приподнимаясь на локте в постели и беря из ее рук чашку с кофе.

– Я Лиза, – уточнила «Памела-Лопес».

– А, да конечно… Просто я вчера был так пьян, что плохо помню. Мы же с тобой в клубе познакомились? Я туда сразу после корпоративна поехал.

– Нет… – покачала та головой. – На заправке. Ты ехал в такси, остановился сигарет купить. Я там заправлялась. Ты отпустил таксиста, и мы… Ты разве не помнишь? – надула она пухлые губки, отчего они стали похожими на куриную жопку.

– Да помню, конечно, – отмахнулся я. – Просто тебя проверял… Пошутил.

– Не смешно, – жеманно проговорила она, переступая на четвереньках по кровати ко мне. Выгнула спину, словно кошка.

– Э-э… Не сейчас, – пробормотал я отставив чашку с кофе на тумбочку. – У меня важная встреча, я уже опаздываю.

– Мур-р, – девушка медленно облизала свой ухоженный пальчики и скинула рубашку.

– А черт с этой встречей! – я выбрался из-под одеяла. – Подождут. Без меня все равно ничего не подпишут.

Схватив «кошку» за загривок, я притянул ее к себе, и мы завалились на кровать.

Через двадцать минут, наскоро нацепив джинсы и свитер (могу себе теперь позволить не ходить в неудобных костюмах) я уже стоял в пороге и давал последние наставления:

– Все! Я побежал, дверь захлопнешь, как будешь уходить.

Лиза посмотрела украдкой в окно, будто ее заинтересовали дерущиеся воробьи на дереве, а потом кивнула:

– Хорошо…

Вот блин, понимает все, что любовь у нас приключилась не на всю жизнь. Адекватная… Даже не предложила телефонами обменяться. Хотя как-то странно. Айфон, ноготочки, реснички, ботекс и прочие вложения в ее тело выглядят дорогими и требуют на свое содержание явно немаленького бюджета. Соответственно, по закону жанра, она должна была попытаться меня заарканить.

Хм… А тут просто – «хорошо…». Может, тактика такая? Может, сказала так, а сама дождется меня в квартире, мол, сюрприз! Смотри, милый, какую я запеканку приготовила. Правда, курьер пока вез, чуть-чуть ей бочок подмял. Но это ничего, ведь нам сейчас не до запеканки будет…

Не знаю, вечером видно будет, а сейчас, хлопнув дверью, я уже спешил вниз по ступенькам. Из квартиры донесся приглушенный голос моей новой пассии. Она уже с кем-то трещала по телефону. Сказала, какую-то странную фразу, я не расслышал толком, да и не хотелось вникать. Голова и так трещит после вчерашнего, и сейчас у меня другая забота – сделка.

Ремонт в квартире у меня совсем не бюджетный. А вот дверь китайскую, я как-то не удосужился поменять. Слышно через нее все – как в подъезде сосед Петрович сморкается, и как собачонка на тараканьих ножках тявкает, когда супружница Петровича ее гулять выводит.

С кем это Лиза уже переговоры ведет? Да неважно… Не до нее сейчас. Приду домой и разберусь. Если, конечно, она там еще будет. А сейчас финальный рывок – подписи, юрист, нотариус и все! Добби свободен!

С радостной мыслью я пикнул сигналкой. В ответ приветливо моргнул припаркованный во дворе черный, как воронье крыло, гелик. Я уселся на водительское сиденье, завел машину. Мотор приветственно заурчал, признав хозяина.

Нехорошее предчувствие вдруг зашевелило волоски на затылке. Я даже зачем-то пристегнулся, соображая, в чем же причина моей тревожности. Хотя обычно никогда не пристегивался. Услышанная мной фраза не давала покоя. Я прокрутил в памяти разговор Лизы, когда она бубнила уже из-за двери моей квартиры, напряг мозги, и эта фраза вдруг оформилась в слова. Теперь я понял, что она сказала! Твою мать! Она сказала: «Он вышел…».

– Вот сука! – вырвалась моя последняя фраза в этой жизни.

Рука дернулась отстегнуть ремень безопасности, но не успела.

Ба-бах!!!

Мой верный гелик взлетел на воздух, а я почувствовал, как тело распадается на тысячи кусочков.

Что за бред?! Почему я еще чувствую?.. Говорят, душа бессмертна? Что ж… Проверим…

Вздрогнул. Заморгал. Вроде дышу. Фух, блин, живой…

Перед глазами, как будто выныривая из темной воды и заныривая обратно, мелькали какие-то люди. Чувство такое, как на первых секундах после выхода из наркоза. Все вокруг тянется, липкое такое, неоформленное.

– Ой! – я невольно вскрикнул.

Палец вдруг чем-то обожгло. Больно, бляха… Поднял руку и уставился на окурок, зажатый между пальцами. «Прима» без фильтра оставила пятнышко ожога на слишком розовой для моего возраста коже. Несколько секунд пялился на сигарету, пытаясь понять, откуда у меня эта допотопная чертова «Прима», если последние лет пятнадцать я курю исключительно любимый «Парламент». Боль от ожога вдруг запульсировала с новой силой, и меня как будто выдернуло из-под толщи воды. Исчезла тягучесть, ускорилось время, а на голову обрушились звуки окружающего мира, который приобретал новые черты.

– Уважаемые пассажиры, поезд номер 382 Грозный – Москва прибыл на 1-й путь.

Первое, что я услышал, стал раскатистый голос из уличного динамика. Люди вокруг теперь сновали быстрей. Кто с чемоданами, кто с рюкзаками. Я находился на перроне рядом с урной, по левую руку стоял поезд с номером 382. Перевел взгляд на себя, на мне военная форма. Явно старого образца, оливкового цвета. Рядом на бетоне затертый пухлый рюкзак, судя по всему, тоже мой.

Ядрён-пистон! Ну и как я сюда попал?

В голове, каким-то хреном вдруг оформились воспоминая. Всплыли упрямые факты будто бы моей биографии. Меня зовут Владимир Данилов, на дворе 16 сентября 1993 года, мне двадцать лет. Позавчера я дембельнулся из военной части на Кавказе и прибыл по месту регистрации – в город Москва. Стою вот на Казанском таблом торгую.

Какого рожна? Данилов? Это даже не я… Все ясно! Сейчас я смотрю мультики под препаратами в больничке. Ну, хоть живой, и на том спасибо. Рефлекторно ощупал себя. Под ладонями ощущалась твердь молодых мышц. Что ж, пока «сплю», совсем не против в таком обличье побыть. Не развалина какая-нибудь. В теле легкость, спина не ноет и коленки не скрипят. Капец как непривычно. Помотал головой, шея тоже не хрустит, а в глазах ясность. Судя по всему, зрение стопроцентное.

– Молодой человек, документики?

Передо мной выросли патрульные. Двое из ларца, в форме не полиции, а в мышиного цвета милицейской. Предположу, что привлек стражей правопорядка мой отстраненно-блаженный вид. Пока все пассажиры текли одним потоком к выходу из вокзала, я замер возле урны и никуда не спешил, тупо на свои руки пялился с видом Форреста Гампа.

– Вы слышите? Документики говорю, покажите, – сержант грозно сверкнул на меня кокардой.

Моя рука сама потянулась в карман, знает дорогу. Оттуда появились документы – паспорт и военный билет со вставленными в него учеткой и предписанием. На автомате сунул их сержантику. Тот начал внимательно листать, косясь на меня. Второй мент, с пустыми погонами, достал пачку «Нашей Марки».

– Огонька не найдется?

– Пожалуйста, – я ответил голосом, который слышал впервые.

Но почему-то не удивился. Сон ведь, всякое бывает. Вытащил из другого кармана спичечный коробок. Обратил внимание, что на коробке был отпечатан портрет девчонки с текстом «ПОМОГИТЕ НАЙТИ». Симпатичная такая девочка… Патрульный подкурил и как ни в чем не бывало спички в свой карман сунул.

– Спички на базу, – среагировал я.

– А, точно, они ж твои, – мент, пыхтя «маркой» и ухмыляясь, протянул мне коробок.

Его напарник продолжал копаться в документах.

– Что ищешь, командир? Может подсказать? – поторопил я его, переступая с ноги на ногу и свыкаясь с новым телом.

– Да так, – откликнулся сержант. – Что-то никак не пойму, где служил солдатик?

– Майкоп, 131 омсбр, звание младший сержант, – отчеканил я. – Разведрота, комбриг наш – Чирков Виктор Петрович.

Выдал я и сам себе удивился. Будто во мне жил другой человек, с другими знаниями.

– Ингушей и осетин успокаивал?

– Так точно.

– Наслышан, да…

Память услужливо подсказала, что тот, в чьем обличье я сейчас нахожусь, принимал участие, будучи срочником, в военном урегулировании осетино-ингушского конфликта осенью 1992 года.

– А что за медалька у тебя такая? – второй мент уставился на мою грудь, где действительно висела медаль. – За отличие в воинской службе… м-м-м… Вовремя ты оттуда дернул, слышал, что чеченцы вооружаются, ой нехорошо это кончится, – сержант, закончив ознакамливаться с моей характеристикой, выданной в военной части, вернул мне документы.

– Будто у нас здесь все хорошо, ага, в курсе, что дедушка творит? – хмыкнул второй «без погонов», докуривая «марку» до самого фильтра. – Дурдом какой-то…

Сержант зыркнул на своего напарника, тот сразу прикусил язык.

– С возвращением! – сержант отдал воинское приветствие, и патрульные зашагали по перрону дальше в сторону кучки цыган.

Узнаваемая башенка Казанского вокзала играла в лучах осеннего солнца. Вокруг народ торопится, спешит. Люди одеты, как на картошку – цветастое китайское вперемешку с серым текстилем ушедшей эпохи. Ух… Неужели и прям в девяностых я?

Наверное, предыдущий Владимир Данилов мог быть не в курсе происходящего. Для меня же события сентября 1993 года все еще были свежи в воспоминания, как будто это случилось вчера. Ельцин в эти дни старался сосредоточить в своих руках власть и вступил в конфликт с Верховным Советом и Руцким. В стране действительно происходил дурдом, и это еще мягко сказано, а я попал в его кульминацию. Теперь, почему-то происходящее не казалось мне сном. А что же это на хрен тогда такое?..

Такая четкая картинка вокруг. Говорят, во сне невозможно разглядеть собственные ладони, а тут каждую морщинку вижу. Я все еще туго соображал, хотя мысли начали разгоняться. Закурил еще одну сигаретку, взял рюкзак и медленно поплелся в сторону выхода из вокзала. Ноги еще не совсем слушались, будто бухали вчера на пару со мной на юбилее. Роста Владимир Данилов оказался повыше среднего. Телосложением не дрищ, но и не бугай, подтянутый такой. Мышцы не дохлые, ведь тяжеленный рюкзак на горбу не доставлял особых неудобств. Уже одно это радовало, что базовый «набор выживальщика» при мне. И почему я так спокоен? Видно, стадия «отрицания» еще не настала.

Времени было 10 утра, как показывали часы на стене, завтрак, судя по урчанию в животе, я пропустил. Молодой организм бунтовал, настойчиво требовал подпитки. Мысли роились в голове и не хотели укладываться в единую картинку – как так-то, почему я не умер, я точно помню, как взлетел на воздух. Почему оказался в прошлом и за какие такие заслуги получил тело молодого пацана, у которого впереди вся жизнь.

Но раз дали – заслужил, значит. Шанс получил, так сказать. А это ведь мой даже не второй шанс, а третий. Второй был тоже, когда я чуть не погиб во время боевого столкновения в составе… 131 майкопской бригады. Много-много лет назад. Тоже 90-е, тоже Кавказ. Выходит, служили мы почти одновременно там, но никакого Владимира Данилова я признаться не припоминал, хотя далеко не каждого срочника награждали медалями, а с ребятами из разведроты приходилось плотно общаться.

Вспомнил, как когда я в этом же 1993 году колебался уходить или нет из армии. До майора дорос, жалко как-то было службу бросать и остался, думал хоть что-то изменится – неа, не изменилось… А сейчас дембельнулся вот срочником. В этой новой жизни, раз уж так распорядилась судьба, я не собирался больше наступать на старые грабли. Это же новая жизнь, ведь так?

Вокзал встретил бронзовой статуей Ильича и таблом с информацией:

«Уважаемые пассажиры!

За лишний вес ручной клади

вы можете заплатить

в 5-ом справочном зале».

Народ роился и толкался, как в муравейник попал. Люди сновали туда-сюда, будто бесцельно и не понимая зачем. На лицах читалась уныние – спокойствие и стабильность советского времени исчезла раз и навсегда. Только у тех, кто моложе, наоборот – в их глазах я видел блеск и азарт. Люди устраивали себе «оазисы», складывая вещи на коричнево-желтой плитке, и сидели или лежали прямо на них, сжигая время, которого было навалом. Бросалось в глаза большое количество бездомных, распластавшихся прямо на полу или на картонке. Проходящие мимо менты их не трогали. То ли не хотели руки пачкать, то ли настолько привычной была такая картина.

Я проголодался, поэтому первым делом пошел в вокзальную столовую. У кассы стояло несколько усатых мужиков, правда не знаю, что они здесь рассчитывали купить, разве что пообщаться с миловидной кассиршей в белом халатике. Витрины зияли пустотой, грустно поблескивая металлическим дном. Я прошел к кассе, увидел старые деревянные счеты, да тарелку накромсанной большими кусками любительской колбасы. Жрать было совершенно нечего, а колбаса, возле которой кружились мухи, доверия не внушала.

Рисковать и есть «это» не стал, хотя один из усатых мужиков попросил взвесить себе пару кусков. Продавщица без всяких перчаток, взяла валявшуюся на прилавке вилку, ткнула ей в колбасу, разогнав мух, и взвесила еду на громоздких синих весах. Когда назвала сумму, мужик поскреб макушку и взял только один кусок, а кассирша, ничуть не смутившись, закинула продырявленный вилкой лишний кусок обратно.

Задерживаться в столовой не стал. Память работала выборочно, хотя воспоминания этого тела крупинка по крупинке восстанавливались, как будто в голове шла загрузка новой программы. Вспомнилось, что у прежнего «жильца», то есть теперь у меня, есть брат в Москве, а родители умерли еще в юношеские годы. Жизнь у Володи, то есть у меня теперешнего, складывалась не сахар – работал с четырнадцати лет, учеба в вечерней школе, следом армия и участие в военном конфликте. В армии предложили остаться, но Володя отказался, решил себя попробовать в новом мире на руинах Советского Союза. На дембель ему, а теперь уже мне, выдали отличную характеристику, вот только теперь такая характеристика была на хрен никому не нужна.

Что же… Руки-ноги целы, голова в порядке, а вся жизнь впереди. Путь для Данилова в момент моего появления в этом теле только начинался, и предстоит его пройти мне. Вот только, я был другой. Совсем. Чувства от этого нового-старого мира, такого знакомого и чужого одновременно, были смешанные. С одной стороны, я теперь молод, а с другой оказался в самой жопе. Страна выживала, в воздухе витала атмосфера безденежья и депрессии.

Прорвемся…

Глава 2

Не оставляя надежды набить желудок, я вышел из вокзала. Людей на площади было ничуть не меньше, чем внутри. Колорит добавляли многочисленные тянущиеся вдоль стен здания торговые точки. Народ, кто на раскладушках, кто на картонках, растеленных прямо на асфальте, торговал всякой всячиной, образуя стихийный блошиный рынок. И прохожие ведь реально интересовались значками, монетками и прочими финтифлюшками. Спрашивали, но покупали редко…

Двух мордоворотов в майках, заправленных в спортивные штаны, я приметил сразу. Однозначно, братки – морды кирпичом, взгляд наглый, будто все должны им. Идут жвачкой чавкают, пузыри надувают. Шли они вдоль вокзала, останавливаясь возле каждой торговой точки и не скрываясь рубили бабки с продавцов. Торгаши вздыхали и безропотно передавали часть выручки бандитам. Вопросов ни у кого не возникало – такие вот новые налоги следовало платить.

Пока оглядывался, братки подошли к сгорбленному пенсионеру, который стоял возле меня, как раз торговал подобной мелочевкой на складном стуле. Он пришел совсем недавно, судя по тому, что только раскладывался.

– Слышь, дед, за место плати, – заявил один из бандитов.

– Ребята, так я еще ничего не наторговал,… не идет сегодня.

– Меня как колышет чужое горе? Бабки говорю на базу.

Бандит взял со стула деда бюст Ленина в миниатюре, который тот успел выложить первым. Подкинул в руке. Швырнул своему корешу, который этого явно не ожидал. Но все же поймал, едва Ильича не уронив. Оба заржали.

– Ребята не надо, разобьете, – попытался остановить братков пенсионер.

– Как не надо, а дед? Вот так? Опа! – второй бандит подкинул миниатюру вождя и резко убрал руку.

Бюст упал на асфальт и у Ленина откололся нос… Фигурка подкатилась к моим ногам. Я его поднял, повертел – товарный вид вещица утратила. Вот козлы, прессуют дедка.

– Короче, пенсия, на обратном пути как будем идти, зайдем за бабками. Бабок не будет, – бандит ударил кулаком в ладонь. – Пеняй на себя.

С этими словами, рэкетиры развернулись, хотели к следующему торгашу подойти, но чуть не столкнулись со мной.

– О! Ни хрена себе, у нас тут военные… че встал, пройти дай, а то у тебя с носом тоже самое приключиться, – браток кивнул на миниатюру в моих руках.

– Ребят, вы бы старика не трогали, у самих же есть отцы, – я крепче сжал Ленина.

– Вали отсюда, – выпучил глаза один из бандитов. – Пока у меня настроение хорошее.

Я промолчал. Сильнее стиснул фигурку уже мысленно примеряя ее к темечку ближайшего урода. Ничего не стоило проломить этому мерзавцу башку гипсовым Ильичом и на хрен его тут положить. И я так бы и сделал, но из-за поворота выглянули двое патрульных. Рефлекторно спрятал фигурку за спину и выдохнул… Не сейчас. Бандит, довольный собой, пошел дальше, задев меня жестко плечом. Дед, перепуганный наблюдал за нами со стороны. Я подошел к нему, показал Ленина.

– Почем вождь?

– П-пять тысяч за него хотел, но кому теперь он такой нужен, – вздохнул старик.

Я повертел бюст. Сунул руку в карман, где у меня лежали деньги после дембеля. Достал несколько смятых купюр – тоже, кстати, придется разбираться с тем, сколько сейчас стоят эти бумажки. Цены в 1993 году взлетали как ракеты с Байконура.

– Мне нужен, – пожал я плечами. – Раз никому теперь до Ленина дела нет. Коммунист я, отец, понимаешь?

Дед внимательно посмотрел на деньги, головой замотал.

– Не надо пацан, не лезь, у тебя вся жизнь впереди. Еще погеройствуешь.

– Так жизнь, дед, надо прожить так, чтобы не стыдно было. Бывай, отец.

Я улыбнулся, положил деньги на прилавок, там было больше, чем нужно. И подкидывая бюст Ленина в руке пошел дальше.

– Пирожки, беляши, чебуреки! – кричала толстая женщина, грохоча угловатой тележкой.

– Горячая кукуруза! – подпевал мужик тоже с тележкой, на которой стояла обернутая тканью кастрюля.

Я сначала хотел подойти к женщине, но приметил вывеску пельменной. Туда зашли те самые два сотрудника милиции, явно перекусить. Если я не хотел травануться – надо идти в эту пельменную, местные знали самые лучшие места. Менты где попало жрать не будут.

– Парень! – окликнули меня.

Я обернулся и увидел, что дед бежит ко мне, бросив свой товар.

– Ты сдачу забыл, бюст же пять тысяч стоит… – запыханный, он протянул мне сморщенную ладонь с деньгами.

– Не надо, я отвел его руку.

– Тебе как хоть зовут? Спасибо хоть сказать.

– Володя.

– Спасибо тебе Володя… дай бог тебе ангела хранителя, – подрагивающей рукой дед меня перекрестил, в его глазах блеснули слезы. – А говорят молодежь никудышная пошла. Врут люди.

Я зашел в пельменную. Почти все столики заняты. Во всем зале я нашел единственное свободное место, которое пустовало потому, что за ним ютился бездомный в синей шапочке-петушке и рваной синтепоновой куртке. Слишком теплой, для такой погоды. В Москве почти жара стоит, бабье лето во всей красе. Бездомный жевал хлебную корку, надувая щеки, и обсасывая пальцы беззубым ртом. Рядом с ним ни души, карантинная зона прям.

Боковым зрением я приметил, как два зашедших мента, уже успевших сделать заказ и занять столик, разговаривают с подошедшей кассиршей. Та тыкала пальцем на бездомного. Понятно, кому понравится, что вокзальный бомжара распугивает посетителей. Многие, зашедшие вслед за мной, видя, что в зале нет других мест, попросту разворачивались и уходили. Один из ментов оторвался от еды и, ковыряясь спичкой в зубах, направился к бомжу.

Я пошел к прилавку, чтобы заказать пельменей. Взял порцию, продолжая наблюдать за тем, как развивались события дальше. Бездомный вжался в стул, когда к нему подошел патрульный. И, судя по всему, выходить не хотел.

– Ваши пельмени и чай, – окликнула меня кассирша.

– Спасибо большое, – кивнул я.

Взял тарелку и стакан, двинулся к одному из пустых столиков рядом с бомжом.

– Я тебя сейчас в обезьянник отвезу, – угрожал мент.

– За что? – будто бы недоумевал бомж, хотя все он прекрасно понимал. – Я ведь только зашел поесть.

– Мне сказали, что ты ничего не покупал.

– Ну как же…

– Давай на выход, – мент отрыгнул, спичку в другой уголок рта перегнал.

Брезгливо попытался поднять мужичка за шиворот, чтобы выпереть из зала, когда я поставил тарелку с пельменями на стол.

– Не занято, отец?

Мужик замотал головой. Я поставил свою сумку рядом со столиком, ощущая ноздрями терпкий «аромат». Пахло как от бездомной собаки и старого подъезда одновременно. Стакан подвинул к бездомному. Посмотрел на мента:

– Товарищ старшина – этот гражданин чай купил. Дай человеку спокойно поесть, ладно? – как можно более спокойней проговорил я.

Мент зыркнул на меня, но возражать не стал, поняв, что ему не придется марать руки о бездомного. И вроде как повод отвять появился, пусть и формальный.

– Приятного аппетита, – буркнул он.

С этими словами он вернулся за свой стол, что-то сказав наблюдавшей за нами кассирше. Я молча начал есть. Следовало хорошенько поразмыслить, что делать дальше. Некоторое время бездомный за мной наблюдал.

Потом вытащил из-за пазухи пузырь, воровато огляделся и, откупорив пробку спешно приложился к горлышку, выпив все до дна. Я почувствовал резкий запах спирта, перебивший другие зловония.

– Земляк, а на похмелиться не найдется копеечка, тошно так жить, горе синькой запиваю, а спиртяга кончилась, – просипел бомж.

– Не, мужик, на бухло я денег не даю. Чай пей.

– Пошел ты… – зло так ответил тот, как будто я у него последнюю краюшку хлеба забрал.

Встал из-за стола собрал под ним свои скупые пожитки и поковылял к выходу. До чая он так и не притронулся. Я пожал плечами, подвинул стакан обратно себе, чего добру пропадать.

Что делать дальше?

Денег с дембельских осталось еще на разок поесть, на утро мне уже будет не на что жрать. Но, прежде чем настанет утро, следовало найти место, где можно бросить кости. Я вспомнил, что у Володи была московская прописка. В первую очередь я мог наведаться к родне и попытаться закрыть жилищный вопрос, хотя бы на время. У бывшего владельца этого тела в столице жил старший брат. И прописан я у него был. Я пока не мог вспомнить, чем родственничек занимается, и в каких отношениях с младшим, но особо других вариантов не виделось. Тем более память подсказывала, что Володя до призыва жил именно на хате брательника.

Доев пельмени и запив их чаем, я достал паспорт, пролистал до места прописки и прочитал нужный мне адрес.

Я машинально сунул руку в карман: может, кто-нибудь написал мне в мессенджер, и это хоть немного прояснит ситуацию? Ну или что-то в новостях на эту тему появилось… Рука нащупала пустоту. «Ну да, ну да», – пронеслось в голове. «Мессенджер, смартфон и 4G в 1993 году. Молодец! Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу. Надо бы как-то повнимательнее, а то так и спалиться недолго. Спросишь где-нибудь зарядку или пароль от вай-фая – и привет».

До места решил идти пешком, продолжая переваривать ситуацию, в которой оказался. Нужно было срастись с этим городом, чтобы ненароком не выдать время, из которого я прибыл. Конечно, вспомнить годы своего детства проще, чем подстроиться под какой-нибудь семнадцатый век, но все-таки… Эх, да чего греха таить: я тоже иногда ностальгически мечтал вернуться в прошлое, но мне и в голову не приходило, что это произойдет вот так! Какую-то кривую машину времени изобрели.

Я твердо решил не выдавать себя и даже при доверительных разговорах (если такие будут происходить) не рассказывать свою историю. Во-первых, действительно могут забрать. Оно, конечно, время беспредельщиков – болтай чего хочешь, но осторожность никогда не помешает: кто его знает, что у твоих случайных собеседников на уме? А во-вторых, я пока не понимал, как можно было бы использовать произошедшее с пользой для себя. Наверное, несколько желтых газетенок могли бы зацепиться за мои рассказы и заплатить мне гонорары. Возможно, даже хорошие. Но через пару недель они бы обо мне забыли, гонорары кончились, и я снова остался бы в чужом времени без денег, без знакомых, зато с узнаваемой внешностью и репутацией сумасшедшего. Не-не-не, такого счастья нам не надо.

Вдруг мой взгляд зацепился за огромный стяг: «15 сентября, Лужники – Майкл Джексон». Я даже головой потряс от удивления – это же, получается, было вчера! Не могу сказать, что я фанат Джексона, но вот к тому, что я теперь живу тридцатью годами раньше, похоже, придется привыкать еще долго. Странно знать, что человек давно умер – и в то же время понимать, что он еще несколько часов назад был здесь и выступал перед огромной толпой. Тут у любого крыша съедет.

Я шел по столичным улицам, задумчиво швыряя ногами листья и мусор, валявшийся на асфальте. Со стороны, наверное, я выглядел как праздный турист, который впервые в жизни приехал из своей глубинки в мегаполис и не может поверить, что все это он видит не по телевизору. Москва начала 90-х казалась мне знакомой и незнакомой одновременно. Вроде бы я хорошо знал центр города и безошибочно угадывал, на какой перекресток сейчас выйду. Но в то же время вид этих улиц был непривычен. Когда случайно видишь фотографии прошлых лет, впечатления не настолько сильны: взгляд цепляется за знакомое и упускает разные детали. А вот теперь я сам иду по родному городу в прошлом и хорошо вижу в том числе и то, что фотографы обычно стараются в кадр не брать. Впечатление, как будто попал в чужой город и внезапно наткнулся на похожий район: вроде бы похоже, а вроде и не очень.

А вот и Кремль виднеется, кстати. Хоть что-то осталось неизменным и выглядит привычно. Мне даже начало казаться, что все это было временным помутнением сознания. Точно же! Ну какие, к чертям, путешествия во времени? Тоже мне, голливудский блокбастер! Пить надо меньше, вот и все! Я с облегчением засмеялся, но уже в следующую секунду непроизвольно повернул голову назад – растяжка с Джексоном была на месте.

«Хрен тебе, Толя… то есть Вова», – усмехнулся я про себя. «Привыкай. Это не страшный сон и никуда не уйдет. Теперь ты – в другом времени, в другом теле, с другой биографией. Спасибо, что хоть город и страна остались теми же, могли ведь и здесь случиться сюрпризы. А поскольку то, как ты здесь оказался, ты даже под страхом смерти рассказать не сможешь, то и о том, чтобы вернуться в свое время, мечтать нечего. Да и куда возвращаться, если ты там погиб? На своих похоронах себя же помянуть? Так что придется обустраиваться здесь – благо, память парня, в чье тело ты вселился, тоже при тебе, может, с ней полегче будет или брат на какую мысль наведет, тоже будет неплохо. Надо думать о том, что делать. Ну и вообще планы на жизнь прикинуть бы неплохо».

Вообще, мое состояние было реально странным. С одной стороны, меня радовало мое новое молодое тело. О такой упругости, подвижности и дикой энергии я уже успел забыть, и теперь наслаждался этими ощущениями, как будто много месяцев передвигался в гипсе на костылях, и вот наконец мне сообщили, что я выздоровел и теперь можно без них. Шутка ли – я прошел уже, наверное, километров семь и даже не заметил, как! С другой стороны, ощущения тела были едва ли не единственным, что меня радовало: по всем остальным фронтам я объективно находился в полной жопе без малейшего понимания, где искать из нее выход. Хотя если посмотреть с третьей стороны, это и неудивительно: можно подумать, я каждый день путешествую на несколько десятков лет назад и обратно.

Я направился в сторону Тверской. Внезапно из размышлений меня вырвало скандирование какой-то толпы:

– Ешь ананасы, рябчиков жуй! День твой последний приходит, буржуй!

Я повернул голову и увидел несколько десятков пенсионеров. Вооружившись плакатами и красными флагами, они стояли на тротуаре с самым решительным видом. Мне стало их жаль. Они реально думают, что митингами можно что-то поменять. Их внешний вид – как и их представления о жизни – резко контрастировали с окружающей реальностью. Для них невозможно было принять резкие перемены, произошедшие в стране, а уж то, что их прежняя жизнь больше никогда не вернется – тем более (уж я-то сейчас мог их понять, как никто другой). Наверное, если бы я был подростком, то такие крайние проявления несогласия с течением времени меня бы раздражали или вызывали насмешку. Да и некоторые из них, честно говоря, действительно выглядели почти карикатурно – особенно на фоне красочных рекламных плакатов, манящих в безбедную и беззаботную жизнь. Но теперь я на своем опыте знал, что такое резкие кардинальные перемены, а кроме того, я помнил и то, что произойдет в последующие годы – и ни высмеивать, ни ругать их мне совсем не хотелось.

Идя по Тверской, я то и дело замечал вульгарно раскрашенных и так же одетых девиц, которые подбегали к останавливающимся возле них машинам. Елки-палки, я же совсем забыл, что в 90-е Тверская славилась как улица для желающих платной любви! «Что же ты с собой делаешь-то, дуреха», – подумал я, наблюдая, как очередная «работница» воробьем вспорхнула к подъехавшей иномарке. Она была совсем юной – я даже сомневаюсь, что ей было хотя бы восемнадцать. Тонны макияжа на почти еще детском лице, мини-юбка и яркая майка на этой крошечной фигурке смотрелись не менее нелепо, чем попытки этой девчонки вести себя «как взрослые». Так иногда ребенок одевается в платье мамы и красится ее косметикой, крутясь перед зеркалом и воображая себя поп-звездой.

Только эта игра была совсем не детской и намного более жестокой. Видимо, разговор с потенциальными клиентами принимал не слишком благоприятный оборот: девчонка явно отказывалась садиться в эту машину, а кто-то с пассажирского сиденья пытался ее туда затащить. От стоявшей неподалеку компании угрюмых качков в спортивных костюмах отделился один, который подошел к машине и начал недовольно выяснять, что происходит. В воздухе запахло «конкретной разборкой».

Все это было до того противно, что у меня даже появился порыв отбить девчонку у «покупателей» и «хозяев» и увести с собой. Я – молодой, крепкий, парочку противников уложить смогу, бегаю теперь быстро (она наверняка тоже)… Но я вовремя остановил себя от этой авантюры. Во-первых, неподалеку стояли те самые «быки», которые явно следили за своими «телочками». А связываться с бандитской группировкой в моей ситуации было практически самоубийством.

Во-вторых: ну, допустим, мы бы убежали, да еще так, что нас не догнали бы (фантастика, конечно, но вдруг). Что дальше? Что мог предложить этой дурочке «спаситель», которого самого впору спасать? На панель вряд ли идут от хорошей жизни, так что либо эти девчонки – из неблагополучных семей, либо посаженные на наркоту. Еще как вариант, они оказались в совсем безвыходной ситуации. И тут – я: без дома, без денег и вообще в подвешенном состоянии. Супергерой нашелся! Да она первая бы меня и сдала своей «крыше»! Нет, все-таки пересмотрел я в студенчестве фильмов с хеппи-эндом…

Пройдя Тверскую, я начал прикидывать первые варианты дальнейшего развития собственной жизни. Вариантов виделось не так много, как хотелось. Может, устроиться в найм на первых порах? Парень я крепкий, зависимостей и проблем со здоровьем вроде нет. Уж грузчиком или в службу охраны, по идее, должны взять. Но, во-первых, найм – это последнее, что я рассматривал, имея в виду соотношение усилий и оплаты (а тем более в 90-е годы, когда кинуть ближнего считалось чуть ли не доблестью). Во-вторых, в ту же охрану серьезные конторы кого попало не брали. Они там все связаны либо с силовиками, либо с бандитами. Рано или поздно какие-то несоответствия во мне выплывут на поверхность, и что тогда? Нет, найм отпадает. Конечно, если уж совсем припрет – пойдешь куда угодно, но пока что нужно подумать еще.

Вспомнился мой кабинет в 2020-х. Там на любой вопрос у меня был под боком интернет и пара проверенных помощников. Если бы даже я засомневался в собственной адекватности, мне бы мигом нашли специалиста, который сказал бы, что происходит и что с этим делать. А теперь мне даже посоветоваться не с кем. Да что там посоветоваться – такие случаи вообще только в кино встречались. Но там все складывалось удивительно гладко. Мне бы так.

Чем ближе к адресу я подходил, тем больше вопросов у меня возникало. Брат то брат, вроде как родной. Только как я с ним разговаривать-то буду? Это ведь будет фактически мое первое долгое общение с кем-то после… «переезда». Как начну путать свои воспоминания «из будущего» с воспоминаниями этого Вовы – как бы Сергей чего-то не заподозрил. Хотя… чересчур накручивать тоже не надо. Родной брат из армии вернулся – тут не до расследований! Наверняка стол накроет, выпьем, расскажу пару армейских баек, начну его расспрашивать, как тут на гражданке – а там, глядишь, уже и ночь.

К тому же, когда я уходил в армию, брат вроде бы собирался жениться. А если у тебя под боком молодая и любимая жена, с которой вы живете не так давно, то внимательность к деталям притупляется. Не до бдительности, прямо скажем. Ну и потом, лучше всего сделать вид, что тебе не до рассказов: сейчас слишком устал и нужно выспаться, а завтра – не терпится влиться в обычную жизнь, не хочется сидеть на шее у брата, поэтому Сережа, не подскажешь ли каких-нибудь идей насчет работы? Вроде бы правдоподобно.

Ладно, разберемся по ходу. Больше все равно никаких вариантов нет.

Глава 3

16 сентября 1993 года

Да, после нашего обилия заборов и дверей с домофонами открытые настежь облупленные подъезды смотрятся так, как будто пришел к заброшке! А ведь когда-то я жил в таком же доме, выбегал во двор к друзьям из такого же подъезда…