(Не)счастье на мою голову

Пролог

Толкнув дверь в комнату дочки, захожу внутрь и вскрикиваю, когда дверь за моей спиной закрывается, и я оказываюсь прижата спиной к мужскому телу, а опускающаяся на губы чужая ладонь закрывает мне рот. Мычу в ладонь и машу руками, пытаясь отбиться, но мужчина слишком крупный. Может, это Громов? Но они все знают меня, и вряд ли Матвей стал бы поступать так.

Паника холодными щупальцами обхватывает каждый орган в моем теле, сковывая движения.

– Тише, девочка, – шепчет мужчина мне на ухо. – Я не сделаю больно, если не будешь брыкаться. Твой парень должен видеть, что ты в целости и сохранности. Ты сама мне не нужна. Я лишь хочу, чтобы Матвей принял правильное решение. А ты, как всякая девочка, должна вдохновлять его. Так что мы с тобой сейчас прокатимся в одно место. Туда приедет твой верный рыцарь и вызволит из лап страшного чудовища. То есть, из моих. Если будешь вести себя тихо, мне не придется тебя вырубать. Ты же будешь вести себя тихо?

Всхлипнув, киваю. А что еще мне остается? Господи, какое счастье, что я отвезла сына в санаторий. Он бы однозначно вступился за меня, и кто знает, чем бы все это закончилось. Но постойте-ка… Этот монстр перепутал меня с Агатой! Он думает, что Агата – это я! Первый порыв сообщить ему, что он ошибся. Но что, если тогда он убьет меня и останется дожидаться дочку? Нет, надо как можно скорее уехать отсюда вместе с ним, чтобы дочь была в безопасности.

– Умница, – поощряет он, а потом шумно втягивает ноздрями воздух. – Вкусный запах. Что это? Духи? Или ты сама такая сладкая? Если это все ты, я понимаю Грома. Такая вкусная девочка, м-м-м.

Меня подташнивает от мысли, что эта сволочь могла бы вот так разговаривать с моей дочкой. И неизвестно еще, что он сделает дальше. В голове полный туман и каша от страха и ужаса. Тело бьет мелкой дрожью, а паника накатывает горячими, липкими волнами.

– Что ж. Давай для начала закроем тебе рот, – говорит он, и отнимает руку от моих губ. – Какая хорошая девочка. Умеешь молчать. Сразу скажу. Закричишь – вырублю. Тогда тебе останется только молиться, чтобы не получить кровоизлияние в мозг. Бью я сильно, силу рассчитывать не умею. Открой ротик.

Я послушно распахиваю рот, и между губ тут же появляется какая-то тряпица. Рвотный позыв становится таким острым, что мне кажется, меня сейчас стошнит.

– Тише, малышка. Это всего лишь твое полотенце из ванной. Маленькое такое, белое. Что ты им вытираешь, м? Маленькая проказница.

Сволочь! Лицо я им вытираю! Ублюдок мерзкий!

– А теперь руки. – Он заводит их назад и связывает веревкой. Мои мысли хаотично мечутся, пока я пытаюсь решить, что могу сделать в этой ситуации, но мозг соображает слишком медленно, и я не могу придумать ничего, кроме как покорно ждать, пока он свяжет меня. – Мы немного посидим здесь, а потом поедем.

Я быстро качаю головой, и тогда мужчина обходит меня и становится напротив. Склонив голову набок, внимательно изучает мое лицо. Я хочу, чтобы он был уродлив. С испещренным постакне лицом или шрамом, перекошенный, отвратный. Но передо мной стоит молодой красавец, внешность которого портит только мерзкое содержание.

– Что такое? – спрашивает он. – Хочешь поехать сразу? – киваю. – Мы не можем так рисковать. Нас заметят соседи. – Я бросаю выразительный взгляд на часы на стене. Он прослеживает за ним и поворачивается ко мне, задумчиво глядя в глаза. – Мы спешим? – Киваю. – Скоро кто-то должен прийти, – догадывается он, а я моргаю и киваю одновременно. – Тогда будем аккуратно выбираться. И помни, малышка, любая выходка с твоей стороны – и ты без сознания. Кивни, что услышала и осознала. Умница. Поехали.

Он достает из кармана джинсов телефон и набирает номер.

– Веталь, подгони машину максимально близко к подъезду. Тебя, блядь, забыл спросить! Быстро, я сказал!

Мы спускаемся в лифте, и я мысленно сокрушаюсь, что сейчас разгар рабочего дня и максимум, кого мы можем встретить, – это бабулек возле подъезда. И то маловероятно, потому что на улице слишком жарко. Выйдя из подъезда, я кручу головой, но вокруг ни души. Да что это за двор такой ненормальный! Буквально у каждого дома всегда сидят бабульки! А в нашем они сегодня как будто вымерли!

Меня заталкивают в машину на заднее сиденье, и мой похититель садится рядом. Водитель срывает машину с места, и мы несемся прочь со двора. Я чувствую, как на меня смотрят, и поворачиваю голову в сторону похитителя. Он оценивающе блуждает взглядом по моему телу, слегка задравшемуся подолу сарафана, “гладит” коленки, а потом осматривает лицо.

– Я думал, ты моложе, – наконец произносит он. – А Громов не дурак, – цокает языком и улыбается, – любит дам постарше. Все верно, с такими, как ты, не останешься голодным. В прямом и переносном смысле, – подмигивает мужчина, а мне хочется выплюнуть свое полотенце прямо ему в лицо.

Остаток дороги мы едем молча. Заезжаем в какой-то полузаброшенный гаражный кооператив, и мне кажется, что живой я отсюда не выберусь. Все тело трясет от страха. Я сбивчиво молюсь Богу и прошу его защитить моих детей.

Похититель вытаскивает меня из машины и тащит в гараж. Удивительно, но он пустой, и в нем очень чисто и аккуратно. Я ждала какую-нибудь ржавую заброшенную коробку, где меня свалят на грязный пол и оставят дожидаться моей участи. Но вместо этого мужчина бережно усаживает меня на диван и присаживается напротив на корточки. Положив руки мне на колени, он слегка сжимает их.

– Хочешь чего-нибудь? Пить? В туалет? – Я медленно качаю головой. В фильмах похитители со своими жертвами обращались совсем не так нежно. Но это иллюзорная нежность, Тина. Не обманывайся. Если не выполнят его требования, он так же, как и маньяки в кино, пристрелит тебя. Вон у него за поясом и пистолет имеется. Я снова начинаю дрожать. – Замерзла? – Испуганно глядя на него, качаю головой, стараясь запомнить все черты, чтобы потом описать его полиции. Но, как на зло, в голове ни одна мысль не задерживается. Здравый рассудок пытается пробиться сквозь пелену ужаса, но безуспешно. – Боишься? – Киваю. – Если твой мужчина будет вести себя разумно – и ты тоже, – то тебе ничего не угрожает. Ладно, – поднимается, слегка похлопав по коленке. – Отдыхай. Я пока позвоню Грому.

Он отходит на несколько шагов и, приложив телефон к уху, говорит:

– Ну привет, Громов. Твоя девочка у меня. Жду тебя в том же гараже. Одного. И не опаздывай. Слишком соблазнительное у нее тело, чтобы просто смотреть на нее. Сиськи зачетные. – Он подмигивает мне, а я снова чувствую тошноту. Сбросив звонок, он улыбается. – А ведь и правда зачетные. Я думал, у танцовщиц поменьше будут.

После этих слов он отводит своего подельника к выходу из гаража, и они тихо о чем-то переговариваются. Потом тот выходит, а мой похититель, положив на край стола пистолет, садится рядом и запускает на телефоне онлайн игру в шахматы.

– Говорят, твой Гром любит играть в шахматы. Интересно было бы с ним разыграть партию. Что скажешь? Например, сыграть на тебя, – подмигивает он и погружается в игру, а я шумно дышу носом.

В гараже душно и не хватает кислорода, и мне кажется, что я с каждой минутой становлюсь все слабее. От этого мужика исходят такие мощные вибрации, что они еще сильнее выматывают меня. Через некоторое время я уже готова отключиться, как дверь в гараж распахивается, и в него влетает Матвей Громов, держа у виска подельника моего похитителя пистолет. Похититель подскакивает на ноги, а я чувствую, что сознание окончательно плывет. Зажмуриваюсь и падаю на бок на диван, отключаясь.

Глава 1

Тина

Я намеренно вызываю в голове воспоминания о том дне, когда парень по кличке Борзый похитил меня, перепутав с моей дочкой. Тогда мне было жутко страшно, а сейчас случившееся воспринимается мной как некое приключение. Может, потому что все давно позади, и этот самодовольный засранец даже пытался заигрывать со мной. А еще потому что он на самом деле не представлял угрозы. Хотя кто знает, как все могло бы повернуться, если бы Борзый не был заинтересован в благополучном исходе.

– Проходите.

Я проскальзываю мимо него, стараясь не касаться решетки, за которую он держится, и дверь за мной с лязгом закрывается, заставляя вздрогнуть. Какое же мерзкое место! Ненавижу сюда приезжать. Мне кажется, я потом несколько дней не могу смыть с себя тюремный смрад и отвратительное ощущение, будто меня окунули в грязь. Если бы не необходимость, я бы ни разу не навестила Ровинского. Пусть бы сгнил в этом клоповнике!

Меня проводят по коридору, стены которого до середины выкрашены ужасной зеленой краской. Я всегда задавалась вопросом, кто так аккуратно рисовал окантовку на таких “панелях”? Всегда идеально ровная полоса более темного оттенка. Такая же была в детской поликлинике, куда я водила Агату в раннем детстве. Там, правда, эти панели были голубыми, но тоже нанесенные масляной краской и с этой ровной полосой.

Господи, о чем я только думаю? Какие к черту панели? Похоже, я буду гонять в мыслях любую тему, только бы не думать о том, что сейчас встречусь с самым отвратительным подонком в своей жизни.

– Остановитесь, – произносит конвойный, а я борюсь с желанием заложить руки за спину и встать лицом к стене, как делают в фильмах. К счастью, заключенная тут не я, так что, слегка встряхнув кистями, выдыхаю. – Проходите.

Распахнув дверь в комнату свиданий, мужчина пропускает меня внутрь. Проходя глубже, чувствую на своей заднице его похотливый взгляд. Мне не привыкать к такой реакции, и все равно как-то мерзко.

– Простите, кофе не предлагаю, сами понимаете.

– Да уж, – отзываюсь, глядя на него.

Сгинь, зараза! Такой же, как мой муж. И почему ко мне все время липнут такие вот… очаровательные засранцы? Симпатичные мужчины, осознающие степень своего обаяния. Но от того и самые отвратительные, потому что кроме собственных потребностей не замечают вокруг ничего.

– Лицом к стене! – слышу из коридора и судорожно втягиваю воздух. Кажется, сейчас я встречусь с мужем. – Пошел.

В дверном проеме возникает фигура Юры. На лицо он немного осунулся за этот год, но в целом остался таким же, каким и был.

Мы познакомились с мужем, когда я училась на первом курсе института на факультете отельного бизнеса. Как же я мечтала укатить в какую-нибудь Турцию и стать управляющей отелем. А еще лучше – купить свой. Крохотный, на пару номеров, но родной и уютный. Но моим мечтам не суждено было осуществиться, потому что Ровинский буквально ворвался в мою жизнь на одной из студенческих вечеринок.

Обаятельный, красивый. Он щедро осыпал меня комплиментами, много шутил и не давал проходу. Мне это, конечно, льстило. Я влюбилась если не за пару часов, то за пару дней точно.

Юра не учился не то что с нами, он в принципе не видел смысла в высшем образовании. В то время каждый, у кого была такая возможность, занимался бизнесом. Торговля, какие-то школы, повсеместно открывавшиеся в нашем городе, разные услуги. Что угодно, на чем можно было построить бизнес. Юра промышлял покупкой, продажей и хранением автомобильных шин. Крутился в автомобильном бизнесе как белка в колесе.

Через три года наших отношений я забеременела, и мы сразу поженились. Юра еще сильнее ушел в работу и начал стремительно подниматься. Мы тогда так обрадовались, что у него пошел бизнес, что я даже не заметила, когда у мужа появились новые увлечения. Бильярд, карты, казино, девочки, водка рекой. Он все чаще уезжал “по делам” и все реже бывал дома. Но я все прощала и верила ему, потому что любила.

– Мой Цыпленок, – произносит муж своим бархатным, но уже не таким приятным тембром. Он немного просел и стал более сиплым. Кривлюсь, потому что с некоторых пор ненавижу это прозвище. А как же раньше таяла от него! – Рад тебя видеть, – добавляет Юра и садится на железный стул, прикрученный к полу.

Конвоир становится на входе, а Юра кладет скованные наручниками руки на стол, гремя цепью.

– Юра, я пришла просить тебя подписать документы на развод.

– Ты же знаешь, Цыпленок, я не подпишу. Насколько помню, ты собиралась подавать в суд.

– Я подам, но хочу договориться с тобой полюбовно.

– Полюбовно не выйдет, Цыпленок. – Черты его лица заостряются, а взгляд становится настолько пронзительным и резким, что я ежусь. – Или ты будешь моей, или умрешь.

– Э, угрозы, – осекает его надзиратель, а мои глаза расширяются.

– Я пошутил, командир, – хищно скалится Юра, не сводя с меня взгляда. – Малышка, ну зачем ты так? У меня же никого, кроме вас, нет. Ты, моя крошка Агата и мой богатырь Паша.

– Крошка Агата, – кривлюсь брезгливо. – Она уже замужем и сама мать.

– Да, я знаю. Хорошо устроилась. Сюда тоже долетают птички с новостями. Выйду, надо перетереть с ее муженьком. Может, бизнес вместе наладим.

– Не смей приближаться к ним, – шиплю я.

– Не возбуждайся так, Цыпленок, – хмыкает он. – Она и моя дочь. Имею право. Моя же?

Откинувшись на спинку стула, тяжело вздыхаю.

– Зачем я тебе, Юра?

– Я ж люблю тебя, глупая. Забыла совсем? Выйду – напомню.

Молча встав, я дергаю на себя дверь и выхожу. Ровинский что-то кричит мне в спину, но я бегу из этого места, останавливаясь только перед каждой решеткой, которую мне открывают надзиратели.

Любит он меня. Любит. Подонок. Интересно, когда проигрывал деньги, отложенные на спасение жизни сына, тоже любил? Когда трахал своих шлюх, тоже любил? Сволочь!

Слезы жгут глаза, дыхание сбивается. Я держусь изо всех сил, чтобы не захлебнуться рыданиями.

Вылетаю на улицу и бегу к воротам. Проскакиваю КПП и вырываюсь на волю. Резко торможу, заметив, как на меня смотрят другие люди, которые выходят из машин на парковке или садятся в них. Отхожу к скамейке сбоку и, приземлившись на нее, опускаю взгляд на потресканный асфальт.

Любит… Если бы любил, того, что произошло в тот ужасный день, не допустил бы.

Глава 2

Тина

– Валентина Герасимовна, в целом все идет своим чередом, – сообщает врач, когда я отпираю дверь в квартиру. – Через неделю можем начинать подготовку к операции.

– Мы уже приготовили деньги, – произношу я, все еще не в состоянии поверить в то, что у моего сына наконец будет новая почка. Мы так долго этого ждали!

– Хорошо, хорошо, – спокойно произносит врач. – Тогда в понедельник к восьми  привозите Павла в клинику. Думаю, операция много времени не займет. У него молодой организм, так что и реабилитация должна пройти быстро.

– Спасибо вам за хорошие новости, – благодарю и прощаюсь с врачом.

– Мам? – зовет Агата из кухни.

– А ты почему дома? – захожу и вижу, как дочь кусает большое яблоко.

– Последние два урока отменили, – прожевав, отвечает она.

– В котором часу едешь на танцы?

– У меня первый красный день. Алину Вениаминовну я уже предупредила.

– Хорошо. Папа не звонил? Не могу с ним связаться.

– Не-а.

– Ладно, я заехала за правами, забыла их дома. Поеду заберу Пашку, но перед этим заскочу к папе. У меня хорошие новости.

– Какие?

– Пашке сделают операцию.

– Правда? – дочка вскакивает со стула и бросается мне на шею. – Ура! Наконец-то!

Я смеюсь и обнимаю свою малышку, не в силах вобрать в себя все восторженные эмоции, которые меня переполняют. И мне так не терпится поделиться этой новостью с Юрой, что даже тело вибрирует. Поцеловав дочку и забрав водительское удостоверение, я выезжаю в офис к мужу. Недавно у него в бизнесе был небольшой кризис, и Юре пришлось организовать свой новый кабинет на складе, но я помогла ему создать там рабочую атмосферу и немного уюта. Он даже говорит, что так лучше, потому что работники постоянно под присмотром.

Припарковав машину недалеко от входа, я иду в конец склада, где расположен офис мужа. По дороге здороваюсь с сотрудниками и поглядываю на процесс упаковки новых шин, которые готовят к отправке. Юра такой молодец! С нуля построил свой бизнес, не попросив у родителей ни копейки. Купил нам с дочкой по машине, свозил на море за границу, показал мне Турцию, о посещении которой я так мечтала. И позволил заниматься любимой работой на полставки, чтобы я могла уделять время сыну, который отчаянно нуждается в родительской заботе.

Открыв дверь, я сразу захожу, как делаю это обычно. А когда шум склада стихает, отчетливо слышу стоны и шлепки тел друг о друга. Внутри меня все холодеет. Я, как, наверное, всякая женщина, попавшая в такую ситуацию, до последнего надеюсь, что это не мой муж. Наивно полагаю, что мой-то точно не мог.

Мог…

Завернув за угол в зону, где я обустроила для мужа обеденный уголок, замираю и в шоке накрываю рот ладонью. Можно сколько угодно обманывать себя и убеждать в том, что мой любящий муж не изменяет мне, но глаза врать не станут.

Юра стоит спиной ко мне, расположившись между раскинутых женских ног на высоких каблуках. Его штаны расстегнуты и едва держатся на заднице, пока он вколачивается в тело какой-то женщины.

– О, боже, – непроизвольно вырывается из меня, и Юра замирает.

Из-за его плеча выглядывает Татьяна, его постоянная клиентка – владелица магазина автозапчастей. Эта дрянь в прошлом году была на дне рождения моего сына! С мужем, на минуточку!

– Тина? – тихо спрашивает она, будто увидеть меня тут – это прямо неожиданность года.

– Вот блядь, – шепчет Юра и, покинув тело Татьяны, застегивает брюки.

Она быстро сводит ноги и, опустив юбку, спрыгивает со стола.

– Слушай, Тина, это… – она пытается подобрать слова, пока застегивает блузку, но я качаю головой.

– Пошла вон, – выдавливаю из себя сиплым голосом.

– Да. Иду, – бормочет она, отводя взгляд и, схватив с кресла сумку, выбегает.

Входная дверь бахает, закрываясь, и я вздрагиваю.

– Цыпленок, – говорит Юра, приглаживая растрепанные волосы, а я почему-то думаю о том, что ему пора подстричься. Чушь какая! Разве это сейчас важно?!

– Как давно? – так же сипло спрашиваю я. – Она одна или их несколько?

– Разве это имеет значение? – спрашивает он и сжимает челюсти, играя желваками. В последнее время я совсем не узнаю своего мужа, а сейчас передо мной вообще стоит какой-то незнакомый мужик. – Ну поигрались немного. Что тут такого страшного? Я же все равно вечером приду домой и лягу в твою постель. Люблю-то я тебя. Слушай, среди бизнесменов это нормальная практика. Ну ты чего, Цыпленок? – он делает шаг ко мне и поднимает руки, будто хочет прикоснуться, а меня мутит. Кто знает, где побывали до этого его руки?

Мое лицо кривится в брезгливой гримасе.

– Не смей прикасаться ко мне, – выдавливаю из себя и дергаю рукой, когда он снова пытается дотянуться до меня. – Ты… ты просто растоптал все, что между нами было.

– Ой, ну не драматизируй, – бросает он раздраженно. – Ты как Агата, ей-богу. Но ей можно такую чушь нести, она еще ребенок. Но ты-то? Взрослая женщина. Возьми себя в руки. И посмотри на ситуацию здраво. Таня – наш самый крупный клиент. А благодаря нашей связи она подтянула ко мне еще и своих конкурентов. Ты хоть осознаешь, какие перспективы открываются?

– Какие перспективы? – ахаю я. – Ты только что предал нашу семью! Предал меня! Нашу любовь!

Он закатывает глаза и шумно выдыхает.

– Тина, не еби мне мозги, – режет он. – Ты по делу? Чего приехала?

– Уже ничего, – выплевываю я и, развернувшись на каблуках, вылетаю из его офиса.

К машине буквально бегу, не замечая ничего вокруг. Боль, разъедающая кислотой мои внутренности, пока еще контролируема. Я не привыкла демонстрировать свои чувства на публике, и только это помогает мне сесть за руль и доехать до дома. Юра за мной ожидаемо не побежал. Все, что у него может ассоциироваться с драмой и выяснением отношений, под запретом. Он сделает все, чтобы не прояснять ситуацию и не оправдываться. Вплоть до того, что обставит все так, чтобы обвинить во всем меня. И как меня – такую умницу и красавицу – угораздило влюбиться в такого… мудилу?! Вот прямо вслух произношу это слово, хоть обычно не использую обсценную лексику.

Влетаю в квартиру и быстро сбрасываю обувь. Я сейчас соберу наши с детьми вещи, заберу деньги на операцию Паши и уйду от этого подонка! Поеду пока к папе, а дальше будет видно.

– Мам? – в коридоре появляется Агата. Глядя на меня, она хмурится. – А Пашка где?

– Вот черт, – выдыхаю дрожащим голосом. – Я забыла о нем.

– Мам, случилось чего? – дочь подходит ближе.

– Мы переезжаем к дедушке.

– Мы? Кто – мы?

– Я, ты и Паша.

– Но почему? Ты поругалась с папой?

– Агата, пожалуйста, не задавай вопросов, – прошу я, всхлипнув. Слез пока нет, но я чувствую приближение истерики.

– Я заберу Пашку, – говорит она, видя, как я снова натягиваю туфли. – Иди пока… не знаю, чаю выпей с мятой.

– Спасибо, – благодарю дочку и бросаюсь в нашу с Юрой спальню, где установлен сейф, в котором хранятся деньги на операцию Пашки.

В момент, когда слышу хлопок входной двери, раздается щелчок замка сейфа, и я открываю тяжелую дверцу. Мои глаза расширяются, а сердце перестает биться. В сейфе пусто.

Глава 3

Тина

Входная дверь снова хлопает, а я не могу отвести взгляд от пустого сейфа. Мне очень хочется моргнуть и, открыв глаза, увидеть, что деньги там все же лежат. Несколько аккуратных стопочек, приготовленных на лечение сына. Но, сколько ни моргаю, там не появляется ни одной купюры. Разворачиваюсь, чтобы пойти за телефоном, и сталкиваюсь с хмурым взглядом мужа.

– Юра, там… – севшим голосом произношу и киваю на сейф. – Там ничего нет.

– Я в курсе, – отвечает он, а я даже не обращаю внимания на его пугающе грозный вид.

– Но как… куда… В понедельник Пашке ложиться в больницу. Ты их куда-то перенес, да? Ты положил их на счет? Тогда надо снять, – начинаю тараторить я. – Яков Владиславович сказал, что с понедельника начнет готовить Пашку. Операцию назначат, как только его организм будет готов. Куда ты спрятал деньги? Мы же сможем их быстро снять? Впереди выходные, банки не будут работать.

– Денег нет, – отрезает Юра, прерывая мою торопливую речь.

– Надо будет еще в школу сообщить, чтобы домашку ему… Что? – наконец мозг обрабатывает сказанное мужем.

– Денег нет, – повторяет безжалостным ледяным тоном муж.

– Как это нет? – я все еще хочу верить в то, что все это какая-то комедия, но больше похоже на сюр. Сложно смириться с правдой, когда годы подготовки к этому моменту пущены коту под хвост. Когда осуществление мечты всей семьи не просто откладывается, оно нещадно рушится. – А где они, Юр?

– Я проиграл.

– Что? В каком смысле?

– В карты проиграл! – бросает раздраженно и смотрит на меня исподлобья.

– В карты? – переспрашиваю, будто услышала неправильно. А, может, и правда, я не расслышала или не так поняла.

– Да. Блядь, Тина, не тупи! – рявкает он. – В карты! Знаешь, люди играют в них на деньги? Я играл и проиграл.

Он разводит руками, типа, ну, дело-то житейское, с кем не бывает. А внутри меня просыпается истеричка и фурия. Я чувствую, как закипает кровь, как она горячей лавой стремительно разносится по венам. Моя кожа начинает гореть, а шум в ушах нарастает. Я впадаю в состояние, когда не чувствую ни лица, ни тела. Только чистую ярость, которая движет мной.

– Как ты посмел?! – реву я яростно. – Ты кто такой, чтобы распоряжаться этими деньгами?!

– Я их заработал! – не отстает мой муж. – Я! Ты, блядь, в отель игралась, пока я ебашил сутки напролет, договаривался с бандитами, рисковал своей жизнью! Строил этот ебаный бизнес, чтобы вы ни в чем не нуждались! Так что закрой рот и не смей так со мной разговаривать!

– Это деньги на лечение сына! Ты бесчувственный подонок! Ребенок не может нормально жить без этой операции! Ему даже бегать запрещено!

– Заткнись, я сказал! – ревет он. – И радуйся, что я тебя на кон не поставил! Хотя мне предлагали. Но я отказался, поняла?! Так что я сделал тебе одолжение.

– Да лучше бы ты меня поставил, чем лишил нашего сына надежды! Какой ты после этого отец?! Донор спермы, а не отец!

Юра замахивается и бьет меня наотмашь так сильно, что моя голова дергается, и я падаю на пол. Лицо прошивает пекучая боль.

– Папа! – ахает за его спиной Агата, и сквозь пелену слез я вижу, как они с Пашкой бегут ко мне.

Тряхнув головой, прогоняю воспоминание и стираю влажные дорожки со своих щек. Столько времени прошло, но я до сих пор помню тот день так отчетливо, будто весь этот ужас произошел вчера.

Как-то в наш отель на летнюю подработку устроилась студентка факультета психологии. Милая девочка Вита, с которой мы на одной из ночных смен заболтались за чаем, и я, сама не понимая как, рассказала ей свою историю. Она ответила, что для душевного спокойствия мне надо найти в себе силы простить мужа и отпустить. Возможно, тогда он тоже сможет отпустить меня. Сегодня я поняла, что ни один из нас не отпустил и, похоже, не намерен. Да и как я могу простить его подлый поступок? Он еще и меня пытался обвинить в том, что я чрезмерно драматизирую. Но разве может вообще быть применимо слово “чрезмерно”, когда речь идет о здоровье ребенка? Там вообще меры нет.

Я едва помню, как доехала до дома. Поднимаюсь в квартиру и, войдя внутрь, устало прислоняюсь спиной к двери. Еще только утро, а у меня уже ощущение, что из меня высосали все соки. А мне ведь и на работу ехать. Не знаю, как найду в себе силы улыбаться клиентам и коллегам.

– Ма? – Пашка выглядывает из комнаты.

На моем лице появляется улыбка. Сейчас, когда мой сын пышет здоровьем, я могу наконец свободно дышать, зная, что у него есть шанс прожить долгую, счастливую жизнь.

– А где ты была?

– Ездила по делам.

Я не рассказываю детям о встречах с их отцом. В тот злополучный день и Паша, и Агата вычеркнули его из своих жизней, заявив, что отныне у них есть только мама.

– Ма, у меня кеды порвались.

– Паш, рано еще в кедах ходить, – разувшись, подхожу к сыну и целую любезно подставленную щеку. Как всякий подросток, он не любит эти “телячьи нежности”, как их называет мой сын. Но терпит, потому что в этом нуждаюсь я.

– Ма, ну все уже ходят, – тянет Пашка.

– Ладно, с зарплаты купим.

– Пасиб, – коротко отзывается он и скрывается в своей норке, а я иду в ванную.

Хочу смыть с себя напоминание о тюрьме. Выдраить свое тело мочалкой, чтобы оно покраснело. Плеснуть на него кипяток, облиться гелем для душа и шампунем, начистить кожу до блеска и скрипа. Могла бы снять слой кожи – сделала бы это, не задумываясь, настолько мне омерзительно то место и человек, которого я там посещаю.

Сбросив одежду, с отвращением смотрю на нее. С какой огромной радостью я бы сожгла ее! Но у меня не слишком разнообразный гардероб, чтобы разбрасываться вещами. И каждая копейка на счету. Пашке вон новые кеды нужны. Агата с Матвеем нам, конечно, помогают, но я чаще всего отказываюсь, аргументируя тем, что нам всего хватает. Принимаю только подарки. Взять для меня деньги – это уже слишком. Пашку балуют, папу моего, и на том спасибо.

Встав под горячие струи, нещадно драю свое тело мочалкой, буквально физически ощущая, как смываю с себя это ужасное утро. Пытаюсь переключить мысли на что-то позитивное, но старая обида захлестывает, и, как каждый раз по возвращении из тюрьмы, я разражаюсь рыданиями и, открыв рот, молча кричу. Выдыхаю в пространство душевой кабины свою агонию.

Когда истерика стихает, выхожу из душа и, запустив стирку своих вещей, собираюсь на работу. Двигаюсь вяло, так что после сборов обед я буквально заглатываю.

– Паш, я на работу! – выкрикиваю уже из коридора, быстро скользя глазами по тумбочке в прихожей, пока обуваюсь и набрасываю легкий плащик. Проверяю сумку, чтобы ничего не забыть.

– Ма, я завтра после школы на тренировку.

– Так завтра же среда.

– Нам перенесли с четверга, тренера не будет.

– Ладно. Сам доедешь с тренировки?

– Ма, я ж не маленький.

– Ладно, не маленький, – улыбаюсь я. – Спать не позже десяти. На кухне после себя оставляем порядок.

– Угу, – соглашается он.

– Все, до завтра.

– До завтра.

Небрежно махнув рукой, сын снова уходит в комнату, а я еду на работу. Только войдя в отель, выдыхаю, снова попав в знакомую обстановку, где ничто не напоминает мне ни о Юре, ни о проблемах, связанных с ним. Поздоровавшись с сотрудниками, выясняю, что у нас все в штатном режиме и без эксцессов. Спешу наверх проверить работу горничных перед заселением гостей, а, когда спускаюсь, мои брови съезжаются на переносице.

Еще не дойдя до стойки ресепшен, я уже слышу пьяные мужские голоса. Ускоряю шаг и, свернув от лифтов, наблюдаю картину, из-за которой хочется сразу же нажать кнопку вызова охраны. Несколько пьяных молодчиков примерно возраста моей Агаты стоят перед стойкой, пара из них тискает за задницы откровенно одетых девушек. А один парень буквально лег грудью на стойку и отпускает какие-то шуточки, над которыми смеются только он и его друзья. Зато наша новая ресепшионистка Юля густо краснеет и что-то там лепечет. Господи, ну почему не нажала кнопку?

Я уже лечу ей на помощь, но слышу до боли знакомый голос, от которого меня бросает в жар.

– Отойди, дурила, ты не умеешь разговаривать с девушками! Я сейчас все разрулю. Здрасьте, – тянет он в особенной манере, и по моему телу проходит волна дрожи. А потом он поворачивает голову и сталкивается со мной взглядом. – Вот это да, – выдыхает он негромко и выпрямляется, криво усмехаясь. – Привет, секси-мамочка.

Глава 4

Тина

Я подхожу ближе, пока не понимая, какое чувство во мне ярче: ярость или страх. Как там называли этого молодчика? Борзый? Черт, да это прозвище просто создано для него! Буквы, блин, кто-то складывал в это слово, зная, что рано или поздно появится на свет мальчик, которого во взрослом возрасте будут называть именно так.

Борзый отрывается от стойки и идет в мою сторону.

– Тихо всем! – рявкает он, и его компания немного стихает. Слегка прищурившись, он сверлит меня своими синими глазами, а я… тушуюсь, как девчонка. Боже, что за глупая реакция?! Мне сорок один! А он… мальчишка просто! – Ну привет, красавица.

– В прошлый раз, помнится, ты обращался ко мне на “вы”, – не удерживаюсь от шпильки.

– Обращался, – прикусив губу, он слегка склоняет голову набок, окидывая меня таким взглядом, от которого щеки вспыхивают. Та что ж такое-то? – Вам больше нравится так? – задает он провокационный вопрос. – Мне кажется, немного похоже на ролевые игры. Я мог бы быть вашим нерадивым студентом, а вы – моей секси-преподавательницей. Или маминой подругой. Или…

– Зачем вы здесь? – перебиваю его, тоже переходя на “вы”, не до конца понимая, спрашиваю только о нем или о его свите тоже.

– Хотели снять номер, чтобы немного… – он окидывает взглядом своих друзей. – Немного отдохнуть. Мы готовы заплатить за самый дорогой.

– Насколько я знаю, у нас нет свободных номеров.

– А я знаю, что вы всегда держите парочку про запас на случай овербукинга. Так это работает? Или вот я могу, например, набрать мою сестру, и у вас внезапно появится свободный номер, – он достает телефон и просто держит его в руке. – Моя сестра – Алиса Громова.

– Вы считаете этот поступок достойным мужчины? – зачем-то спрашиваю я.

– Ты права, – немного ослабив браваду, Борзый возвращает телефон в карман. – Прости, и правда прозвучало тупо. Но как будем договариваться, Валентина?

Я практически скрежещу зубами от злости. Мне так хочется, чтобы эта гоп-компания покинула отель, что я уже сама готова вытолкать их из здания, но тут в фойе заходит компания шведских бизнесменов, приезда которых мы ждали. Я на автомате выпрямляю спину и задираю подбородок.

– Угомоните, пожалуйста, своих друзей, чтобы они не мешали гостям заселяться, а мы с вами поговорим в моем кабинете.

– Да? – хитро улыбается он. – Минутку.

Борзый подходит к одному из парней, быстро что-то говорит ему. Тот бросает на меня похотливый взгляд, под которым я немного ежусь. Хлопнув его по плечу, Борзый разворачивается ко мне, а остальная компания… выходит из отеля. Вот так просто? Достаточно было попросить?

– Пойдем поговорим, – произносит он, становясь практически вплотную ко мне. Нагло вторгается в личное пространство, обдавая облаком дорогой, терпкой мужской туалетной воды.

– О чем? Ваши друзья, как я и хотела, покинули отель. Остались только вы.

Он прищуривается и качает головой. Я ловлю себя на мысли, что этот мальчишка очень опасный тип. Хищник. Не успеешь глазом моргнуть, как можешь оказаться голой с раздвинутыми ногами. Соблазнитель, которому – уверена – даже толком напрягаться не надо, чтобы снять девушку.

Господи, Тина, ну что за чушь у тебя в голове?

– Они могут вернуться в любую секунду, – произносит он, а потом понижает голос до сексуального вибрирующего тембра и добавляет: – Веди… те меня в свой кабинет, – опускает взгляд на мою грудь, где к лацкану форменного пиджака приколот бейджик и добавляет: – Валентина. Будем договариваться.

Мне хочется сказать ему “секса не будет”, но эта фраза кажется дурацкой, учитывая, что он-то, в сущности, и не предлагал. Это уже мои домыслы. Боже, не хватало еще фантазировать о зарвавшемся молодчике.

Молча развернувшись, я твердым шагом направляюсь в свой кабинет. Бросив улыбку заселяющимся гостям, прохожу в коридор, где расположены кабинеты. Подойдя к своему, открываю дверь ключ-картой и, распахнув ее, указываю Борзому, чтобы проходил внутрь.

– Прошу.