Дикая магия. Кукла для профессора

– Это не д-допрос, а варварство! – мой голос дрогнул.

Пальцы все еще крепко впивались в запястье Карпова. Он не спешил стряхивать мою руку и спокойно ждал решения лекаря и главного стража.

– Анна… Надо выяснить, что случилось, – наконец, выдала наставница, сочувственно поджав губы.

– Это больно! И… мерзко!

– Если не сопротивляться так яростно, как некоторые упрямые милые леди, то почти не больно, – пробормотал Карпов, бросив на меня виноватый взгляд. – Господин Эмбер, вы ведь впустите меня в свое сознание? Добровольно?

– Х-хорошо, сэр. Я п-потерплю, – мужественно заявил мальчишка и закрыл глаза.

Карпов кинул выразительный взгляд на свое запястье, изрядно побелевшее под моими пальцами, и я поспешно убрала руку, оставив после себя красные полосы.

– Простите, Андрей… – пробормотала покаянно и, дождавшись его красноречивого «кхе-кхе», добавила со вздохом: – Владимирович.

Демоническая ладонь легла на лицо парнишки, и тот почти сразу тихонько застонал. Ну да, не больно! Варвары… Я бросила осуждающий взгляд на Мари, но та лишь пожала плечами: надо так надо.

Впервые я наблюдала за процессом «Темного соединения» не изнутри, а снаружи. Карпов стоял неподвижно. Веки прикрыты, длинные ресницы слегка трепещут. Губы напряженно сжаты в тонкую линию.

Странно, он же говорил, что Мастеру процесс доставляет удовольствие? Что-то не похоже, что он на вершине блаженства… По бледному лицу прошла судорога, ресницы задрожали чаще.

– Мари, так и должно быть? – прошептала я наставнице, кивнув на стремительно белеющее лицо Андрея.

– Что? Ох, нет!

Она с силой оторвала от мальчика будто примагниченную ладонь профессора, тряхнула Демона хорошенько и в сердцах отвесила ему пощечину. Последнее было необязательно, Карпов уже открывал глаза. Видимо, «профилактическая мера» за опасную оранжерею.

– Ментальная ловушка? – мигом сориентировался Эйвери, подходя к растерянному Андрею, осевшему рядом со мной на кушетку. – Ты в порядке, мальчик?

Обращался он не к первокурснику, а к Мрачному Демону, на белое лицо которого успели пролечь сизые тени. Еле удержалась, чтобы не схватить его крепко за руку, не поправить растрепанные волосы, – так страшно мне стало. И что это за чертовщина?

– Вполне. Господин Эмбер прав, там только чернота, – хрипло прошептал Карпов и потер раскрасневшуюся скулу. – И путанный лабиринт, из которого нет выхода. Никогда не видел подобной магии, даже в арканском прошлом.

– Кто мог сотворить такое? И зачем? – сосредоточенно крякнул страж.

– Не похоже это на детские игры, Айзек…

– Сдается мне, покушение было вовсе не на мальчишек, – Эйвери взлохматил белый хвост, собранный у затылка. – Не окажись мы рядом, Андрей, твое сознание засосало бы в чертов ментальный лабиринт.

***

Я глянула на свои руки. Они снова мелко дрожали, теперь уже не из-за снега, а из-за волнения за мое чудовище. Тепло, украденное подушечками пальцев с мягких ламбикурьих кудрей, исчезло. Растворилось в нервном потрясении.

– Пойдемте, – бросил Карпов в мою сторону, поднимаясь с кушетки.

Вид у него был озадаченный и потерянный.

– Куда?

– Туда, – он посмотрел наверх. – Предлагаете мне самому объясняться с Джильбертой?

Восторженно подпрыгнув, я засеменила за профессором, как будто часы не показывали два часа ночи. В конце концов, ему и самому сейчас не помешает компания. Почему бы не моя?

Арчи был на месте. Сидел, грозно нахохлившись, на подоконнике и недовольно буравил меня глазками-молниями. Мол, как я посмела оставить его в такой торжественный момент, да еще наедине с негодующей мамашей. Впрочем, Джильберты в кабинете не наблюдалась. Выпустила пар и улетела коротать вечер в компании менее проблемных собеседников.

Карпов кивнул на свое кресло у окна, намекая, что я могу расположиться в нем. А сам сбросил пиджак на спинку стула для посетителей, устало расстегнул пару пуговиц на рубашке и вышел в спальню.

***

Блаженство!

Мои пальцы перебирали курчавую, по-детски мягкую шерстку ламбикура (да-да, я помню, что это перья). Кожу щекотало приятными разрядами, по телу расползалась пьянящая истома. Выброс гормонов удовольствия превысил все допустимые нормы, и я чуть не отключилась от наслаждения.

– Это вообще… пристойно? – выпалила, когда профессор вышел из спальни с бокалом в руках.

Мне он «зелья» в этот раз не предложил. Судя по ехидному взгляду, Демон считал, что с удовольствиями у меня и так перебор. Спорить бы не стала: я действительно тонула в хмельной неге.

– В некотором роде, – хмыкнул Демон, прекрасно понимая мои ощущения.

От этого становилось еще более неловко. То есть они с Джильбертой тоже общаются… вот именно так? То-то он не спешил отлипать от ее мохнатого загривка. Грудь кольнуло в порыве ревности. Но, опьяненная гормональным взрывом, я отмахнулась от дурацкой мысли. Вот еще, удумала, к ворчливой курице ревновать!

– Не увлекайтесь слишком, старайтесь делать перерывы и ограничивать себя в… «общении». Оно вызывает сильную зависимость.

– На своем опыте знаете? – пробурчала я, не желая лимитировать блаженство.

– На своем. Это действительно опасно. Можете привыкнуть. Если прерветесь, расскажу, – вынудил-таки меня шантажист оторвать ручки от мягких перьев. – Первые полгода с момента, как я познакомился с Джильбертой, считал, что нет на свете ничего прекраснее, желаннее, приятнее этих… «контактов». Каждую ночь караулил ее у окна, и, если Джи-Джи вдруг не прилетала, впадал едва ли не в наркотическую депрессию. Моя ламбикура никогда не отличилась покладистостью и пунктуальностью… Как вы могли заметить, у нее и сейчас насыщенная личная жизнь.

– О зависимости нет в учебнике… – пробубнила я. – Почему полгода? А что случилось потом?

– Потом я узнал, что в жизни существуют и другие, не менее приятные вещи, доставляющие удовольствие, – вогнал меня в краску Карпов. – А еще какое-то… очень долгое время спустя… выяснилось, что кое с чем по степени наслаждения прикосновение к ламбикуру даже не сравнится.

– Сколько вам было лет, когда случилось «заключение»? – прошептала я, предугадывая ответ.

– Семнадцать. У ламбикуров есть вполне конкретные критерии для отбора сюзов… Помимо храбрости и силы, их интересует еще кое-что. Это обязательное условие. И о нем тоже нет в учебнике.

– Невинность? – выдавила я из себя, мечтая спрятаться хотя бы под стол.

– Вы невероятно догадливы. Полагаю, ламбикурам важно быть… «первыми», – хмыкнул Демон и недобро глянул на Арчи, свернувшегося в лохматый баклажановый клубок на моей юбке.

Докатилась. Сижу в два часа ночи с мифической птицей на коленях и обсуждаю с академическим чудищем свою непорочность. Или его, давно утерянную?

Карпов глядел на меня странно. Как будто по-новому. То ли считал невинность в восемнадцать с хвостиком скорее недоразумением, чем достижением. То ли… Нет, других вариантов трактовки этого обжигающего взгляда у меня решительно не находилось.

– И да, я не готова обсуждать с вами этот вопрос, – смущенно закашлявшись, пробурчала я и отвернулась к окну.

Ответом мне был красноречивый демонический «хмык» и несколько шумных глотков из бокала.

…Не знаю, сколько мы так сидели. Мир замер, растянув время плавленым сыром, как на полотне Дали.

Точнее, сидела только я, поджав колени и откинувшись на мягкую спинку демонического кресла. Карпов стоял с бокалом, притулившись боком к шкафу и искоса поглядывая, как я запускаю пальчики в собственного ламбикура и жмурюсь от удовольствия. Было в этом мероприятии что-то солнечное, летнее, согревающее… Губы сами собой растягивались в мечтательной улыбке.

Неловкость сменилась ехидным спокойствием. Демон меня больше не ругал. Так что я перестала делать вид, что поправляю юбку и разглаживаю складки, и в открытую терзала лохматое пузо в цвете «баклажан»…

– Мисс Дэлориан… Вам пора… – словно из плотного тумана донесся знакомый густой голос.

Мысли уплывали. Куда мне пора? Зачем? Мое место тут. И я хочу остаться.

– Уже три часа ночи, Анна… – обеспокоенно шептал Демон над моим ухом, ласково поглаживая волосы. – Потом…

– Да-да, потом… наиграюсь… – пробормотала я и провалилась в сладкую, пряную темноту.

***

Мне снова мерещился запах полыни, сдобренный букетом прочих полевых трав, нагретых полуденным солнцем. Такой знакомый, такой родной. Чужой и мой одновременно. Осязаемый, объемный… Казалось, его можно пощупать. Прижать к себе. Потереться об него щекой…

Что я и сделала. Потерлась. Мягко. Вкусно.

Слегка приподняла веки. Сквозь занавес ресниц проглядывалась только чернота. Она была повсюду, устланная манящим ароматом, и потому не пугающая, а, напротив, умиротворяющая. Черные шторы, простыни, подушка под головой…

Я лежала на постели Андрея, чтоб к нему Джильберта месяц не прилетала, Владимировича. Прямо посередине. Даже по диагонали, я бы сказала. И, что отчаянно не радовало, совершенно одна.

Ни Мрачного Демона, ни лохматого ламбикура поблизости. Бросили одну-одинешеньку в логове монстра… Я ехидно ухмыльнулась и потянулась. На кровати вполне хватило бы места на троих. Тем более, Арчи очень компактный парень.

В кабинете было пусто и тихо. На рабочем столе Карпова и подоконнике царила феноменальная чистота. Ни книг, ни крошек, ни серебряного подноса с птичьими лакомствами, ни выдерганных перьев… Есть шанс, что Арчи остался в живых и даже был отпущен на волю.

Но уточнить не помешает.

Перед тем, как спуститься на завтрак, забежала в ученическую ванную. В преподавательскую не рискнула, хотя круглый бассейн, украшенный золотой мозаикой, манил. В дверном проеме столкнулась с «пышногрудой Сюзи». Та смерила меня недоуменным взглядом: мол, что «заучка»-дестинка делает на этаже «зазнаек»? Но потом кивнула и молча уступила проход. Даже знать не хочу, что она себе придумала.

Отражение в зеркале мне решительно не понравилось. Было в нем что-то мрачное. Неужели ночь дежурства меня так измотала?

Глаза казались моими и не моими одновременно… Лицо искривилось, на носу появилась чужая горбинка. Я словно начинала меняться под действием каких-то чар. Странное, пугающее чувство.

Но вот я сморгнула – и все в порядке. Снова помятая, бледная Анна собственной персоной. Хлопает заспанными темно-карими глазами и пытается собрать черные волосы, беспокойной копной рассыпавшиеся по плечам.

Вот это – я. А до этого – черт знает что…

Жутковато.

Я тряхнула головой и сосредоточилась на непокорных локонах. В пробудившемся «малиновом желе» каруселью кружились мысли. Отравившиеся ребята не давали покоя. Нет, не к добру все это…

Кому пришло в голову отправить первокурсников в «ядовитую» оранжерею? Дело в теплице или в самих мальчиках? Что это – дурацкая шутка, вроде посвящения в студенческое братство, или намек Карпову, что кто-то в курсе его экспериментов с опасными растениями?

Впрочем, это были просто слухи… Мало ли «страшилок» ходит по Академии про Мрачного Демона? Не удивлюсь, если половину он придумывает сам.

Слыхала я кое-какие россказни через пару дней после приезда. Про девственниц-пятикурсниц, чьи сердца он поедает в ночи, чтобы поддерживать репутацию самого сильного мага столетия. И про темные ритуалы с кровью нерадивых учениц, которые он в подземельях проводит… А потом прикапывает растерзанные тела в своих же оранжереях. Удобрения ради.

То-то глициния буйным цветом разрослась!

Что удивительно, ученицы, действительно, порой пропадали. И именно с его специализаций! Потом, правда, находились в других учебных заведениях. Не выдерживали, бедные, «пристального демонического внимания». До сих пор удивляюсь, как сама не сбежала…

Ах да! Мне же некуда.

Да и не дождется!

Мысли вернулись к отравлению… И какому! Кто мог до черноты стереть память первокурсникам? И что, если ментальная ловушка предназначалась профессору, как предположил Эйвери? Могло ли это быть предупреждением? А то и покушением?

Слишком уж много совпадений! Новая теплица – личные владения Карпова на территории Академии… Кража памяти, которую восстановить может только сильный маг-менталист… И путанный лабиринт, из которого нет выхода… Кто мог разыграть столь пугающе продуманную шахматную партию?

***

Едва я поднесла ко рту вожделенный кусок поджаренного бекона, как с оголтелым хлопком передо мной материализовался морф. Вилка выскочила из дрогнувших пальцев и с предательским звоном упала на тарелку, а самая вкусная часть завтрака улетела под стол. Гадство! И не могут они как-то потише телепортироваться?

Мохнатый почтальон блеснул на меня фиалковыми глазищами, что-то проворчал насчет спины, отзывающейся на погоду, и бросил конверт аккурат перед моим носом. Получение писем не требовало подтверждения именным жезлом, что радовало. С некоторых пор я опасалась протягивать ладошку к шерстяным лапкам вредных существ.

Письмо было от Аманды. Украдкой утащив бекон с тарелки зазевавшейся Дженивьевы – надо было заесть стресс, – я с тревожным чувством распотрошила конверт.

Памятуя о суматошном характере моей тетушки, мы с крестным приняли единогласное решение не посвящать ее в мои рождественские приключения. Иначе, велик шанс, одним опекуном у меня стало бы меньше. Либо Аманду хватил бы удар, либо она сама хватила бы ударом Артура. И, поскольку моя кровожадность так далеко не распространялась, я продолжала слать ей радостные письма. И скрипеть зубами от ее оптимистичных ответов…

Нет, ну это же надо!

«Милая Энни! На мюнхенском показе волшебных мод я познакомилась с обедневшим, но уважаемым семейством Ланге. Элиас, старший сын Аврелии Ланге, хоть и эмп, но очень перспективный юноша. Приятной наружности, спокойного нрава… А главное – в крови мальчика добрая половина Честеров. Сама понимаешь, Энни, принцы на дороге не валяются. А как звучит – Энн и Элиас Ланге…»

Легкомысленная тетушка, связанная убийственной печатью и знавшая о моей роли в грядущем упокоении целого мира, тем не менее, пыталась устроить мою личную жизнь!

Аманда была не в курсе, что на моей дороге принцы как раз укладывались штабелями. Можно консервы делать «с примесью королевской крови» и отправлять в нуждающиеся страны.

А вот это? Как понимать?!

«С Артуром я уже переговорила и убедила его, что пора подыскать малышке Энни подходящую партию. Правда, он присмотрел другого кандидата. Но я скажу: да что твой крестный понимает в мужчинах? Вот я, побывав замужем пять раз…»

Дальнейшее содержание письма было и вовсе неудобоваримым.

Нет, с принцами надо завязывать. И срочно. Пока из них из всех не остался только один.

Пророчество Лукреции, путанное и пугающее, до сих пор не давало покоя. Как сердце может биться неправильно? Над какой черной водой я должна встать?

И, главное, кто такая Она, выбравшая второго принца? Кто из них опасен для моего? Того… черноглазого, демонической наружности? Разобраться бы, пока не стало поздно.

Она…

Стервозная Джина, соединившаяся браком с Лукасом Кавендишем?

Несносная Судьба, подталкивающая ко мне Елисея Дорохова?

Взбалмошная тетушка, откопавшая в закромах Мюнхена некоего Элиаса Ланге с кровью Честеров?

Джен, Джулия, Мари, Мелисса… Кто?!

Был еще Киван… Но я не могла придумать, кто в здравом уме его выберет.

И Пит… Но этого рыжего гаденыша я надеялась никогда не встретить. Иначе синей рвотой он бы у меня не отделался!

Перебор с принцами. И еще какой.

***

Предчувствие меня не подвело. Несмотря на волнующее пробуждение на черных демонических простынях, в остальном день обещал быть паршивым. Хотя бы потому, что на уроке «Существ и сущностей волшебного мира» дриада, спорхнув с облюбованного подоконника, торжественно провозгласила:

– Тема сегодняшнего занятия – морфы! – и, не остановившись на достигнутом эффекте, продолжила: – В древние времена шерсть морфов, их сердца и прочие органы использовались для темных ритуалов. Но сегодня эти полные очарования пушистые создания признаны разумным видом и потому находятся под охраной…

Я тут же вспомнила «Санту», похитившего меня в Рождество, и закатила глаза. Не знаю, чем была наполнена его мохнатая вредная тушка, но точно не очарованием.

– Как вы знаете, Верховный Совет Эстер-Хаза опекает все мыслящие магические виды, к которым из ныне живущих относят ламбикуров, гоблинов, троллей…

Позади раздался громкий хмык: кажется, Энди Макферсон сомневался в разумности троллей. Я обернулась и не сдержала улыбки – котяра залихватски мне подмигнул. Так, как это умел только он, будто бы жмурясь на солнце.

– В былые времена морфы были компаньонами высших магов. Они великолепно ориентировались на местности и телепортировались в любую точку, таким образом спасая своих господ на поле боя… – Марта смахнула облачко изумрудной пыли с плеча и задумчиво улыбнулась. – Но войны, к счастью, окончились. И морфы утратили свою значимость в глазах магов. Кое-кто остался служить представителям древних родов, но большинство подстроилось под современные реалии. Сейчас легче встретить морфа-почтовика или морфа-банковского служащего, чем дворецкого и оруженосца…

Перемигиваться с Энди было интереснее, чем слушать о морфах. Тем более об их способностях к телепортации я знала не из учебника. Бррр!

Макферсон вальяжно «возлежал» на столе, опустив лицо на сложенные руки. После случая с гремучником я прижала дикого зверя к стенке – фигурально выражаясь. Сказала, что в курсе его потомственного дара, отблагодарила за спасение… и тысячу раз попросила обратиться в пятнистого кота и позволить мне себя погладить. Но Энди был непреклонен. Уверял, что плохо себя контролирует, и это может быть опасно.

Но ставлю голден-хаз на то, что парень просто хотел избежать неловкости. Ромул говорил, что одежда при полноценном обороте рвется. Значит, пришлось бы раздеваться… И я почти уверена, что без белой рубашки Энди так же хорош, как и в ней. А мы так некстати решили остаться друзьями… Словом – эх!

– Так вот почему они такие вредные? – пискнула вдруг мисс Вяземская с первого ряда. – Что их недооценивают?

Крошечную «зазнайку» было не видать за спинами сокурсниц, но я узнала ее по тонкому голоску.

– И еще потому, что все морфы, находящиеся в услужении у людей, связаны «Кодексом неприкосновения». Он действует с давних времен и скреплен на Высшем магическом уровне.

– Это как? – не удержалась я, и удостоилась потустороннего взгляда мисс Эмеральд, который хоть и осуждал за выкрик с места, но не сильно.

И чего врать? Эти мохнатые мерзавцы меня волновали, и еще как. Стоило познакомиться с «разумным видом» получше.

– Неважно, почтовик он, дворецкий или служащий банка, морф не способен присвоить чужое. Он имеет право взять в лапки лишь то, что ему дают. Посылку, письмо, именной жезл, кошель голден-хазов…

Чью-то вежливо протянутую ладонь… Да ладно? Неужели, не подай я руки Сантариусу, то спокойно бы отмечала Рождество в Пункте Связи, а не бегала в драном платье по заснеженным кочкам?!

– Сами понимаете, «Кодекс неприкосновения» сильно ограничивает таких свободолюбивых, одаренных магически созданий, так что… Меня не удивляет, что морфы-поварята плюют в суп, подаваемый людям.

Вот как знала, что они этим промышляют!

***

«Кодекс неприкосовения» меня немножко успокоил. Шарахаться от морфов я вряд ли перестану, но хотя бы не буду трястись, что любой мохнатый почтовик может похитить меня средь бела дня. И лапки им больше пожимать не стану – не до вежливости, когда жизнь на кону.

Вечером после занятий я забежала в больничное отделение – проведать мальчишек и убедиться, что неудачное «Темное соединение» сказалось только на Карпове. Окрас у «постояльцев» был вполне человеческий. А кроме потери куска памяти, жалоб не наблюдалось. Словом, первокурсники отделались легким испугом. Моим.

Поднимаясь на свой этаж в мечтах растянуться на мягкой постели с каким-нибудь наименее противным учебником – раз уж на демоническое ложе меня больше не приглашают, – я увидела, что дверь кабинета зельеварения приоткрыта. Щель светилась, значит, внутри кто-то был… Не поздновато ли для занятий?

Внутри змеиным клубком закопошились дурные предчувствия. Если вчера профессору выдали предупреждение, что мешает повторить его сегодня?

И что это я? Будто сама не сдирала со столов зеленую слизь до полуночи! Наверняка в кабинете кудесничает с тряпкой очередной провинившийся. Но я все равно заглянула внутрь: убедиться, что мой Демон не валяется без сознания в луже какого-нибудь малинового желе…

Нет, Карпов был живой и невредимый. Сидел за своим столом, склонившись над стопкой исписанных листов, и шипел что-то злобное сквозь сжатые зубы.

– Слушаю вас, мисс Дэлориан, – не отрываясь от бумаг, мрачно произнес Андрей, чтоб ему пасленов наесться, Владимирович.

Я миновала стройный ряд стеклянных зельеварительных столов. Хрустальные чаши искрились чистотой. На глянцевых поверхностях – ни намека на ползающую слизь. Стало быть, сегодня ограничились теорией…

– Простите, сэр. Я нечаянно, – тихонько прошептала я и присела на стул напротив.

Раз уж я тут случайно оказалась, не помешает извиниться.

– Так… Что вы опять натворили? – напряженно спросил Демон и поднял на меня уставшие глаза. В них развлекались черти, но, скорее, гневные, чем веселые.

Бросив взгляд на стопку бумаг, я легко определила причину «сезонного бешенства». Верхний лист был исчеркан красными чернилами, сверху стояла отметка «Безобразно»…

– Первокурсники? – с ненатуральной жалостью спросила я.

Профессор удрученно вздохнул и пожал плечами, смиренно принимая ежевечернее наказание богов.

– Вы рассказывали, что сделали нечаянно, мисс Дэлориан, – напомнил Демон.

– Заснула. Простите, я не собиралась. Это вышло само собой.

– Да уж догадался, что это была незапланированная акция. Не самое удобное место для ночлега.

Вот тут я бы с ним поспорила. У меня даже было припасено несколько весомых аргументов, но в нынешнем расположении духа он бы их не оценил. Хотя…

– Скорее всего, побочный эффект от пернатого наркотического вещества. Назовем его «Передозировка блаженством», – с упоением острил профессор. – Вы очень крепко уснули.

– Долго пытались меня разбудить?

Живо представила, как Карпов трясет мое обмякшее тело и раздумывает, не облить ли ледяной водой.

– Вообще не пытался. Вы были такой умиротворенной. Вероятно, устали.

– А Арчи… куда он подевался?

– Ах, вот что вас беспокоит! – недобро сверкнул чертями Мрачный Демон. – Опасаетесь, не отправил ли я вашего лохматого приятеля на фарш? Нет, отослал ночевать к мамаше. У меня, знаете ли, не постоялый двор. К тому же она, надеюсь, устроила ему хорошую взбучку и хоть немного отвела душу.

– А вы сами…

– Что «сам»?

– Где спали?

– Дома, – спокойно бросил Карпов, и я с таким недоумением захлопала глазами, что он снисходительно поинтересовался: – Полагаете, кабинет наверху – единственный и последний приют князя Карповского?

Черт, именно так и полагала. Я знала, что в Пункте Связи он никогда не останавливается… Точно, он же князь. Может, еще и замок имеется. Такой, с башенками и длинными темными коридорами, по которым злобной тенью ходит профессор. Заглядывает в подвалы и «над златом чахнет», мечтая избавиться от бесполезной груды драгоценного барахла.

– И о чем вы так глубоко задумались?

– Испугалась, что у вас есть замок и тонна фамильного серебра… сэр, – честно призналась я, потому что на выдумку фантазии не хватило.

– Далось вам это серебро, – сдержанно рассмеялся мужчина. – В «замке» – если мы оба с вами имеем в виду просто очень-очень большой дом с кучей пустующих комнат, непристойно огромной библиотекой и хранилищем магических артефактов, набитым бесценным хламом, – предпочитает оставаться мать.

Бог мой, да у него и родители имеются. И, наверняка, даже не слишком старые! До чего же глупо и стыдно. Угадав причину моего оторопелого вида, Карпов с издевкой добавил:

– Да, мисс Дэлориан, даже чудовищам, чтобы те появились на свет, необходимы мать и отец. Думал, у вас был курс общей биологии в «Эншантели». Озвучить вам весь список моего имущества? Или будет достаточно сказать, что есть отдельное небольшое жилище, пыльное и запущенное, поскольку мне совершенно некогда там бывать?

– Будет достаточно, сэр, – смущенно пискнула я.

Разговор получался хоть и неловким, но крайне занимательным. И познавательным.

– Простите, что вынудила вас бегать туда-сюда…

– Я не бегал, – Карпов ногтем стукнул себя по ткани рубашки, под которой звякнул уже знакомый мне медальон. – Что-то вы сегодня много извиняетесь. Не к добру.

– Еще один побочный эффект? – миролюбиво предложила я версию.

– Наверное… Пока не выветрился, вот, держите. Отрабатывайте ночлег, – ухмыльнулся Демон и сунул мне в руки безобразным почерком исписанный лист. – Сдается мне, снова французский.

– Не французский, а итальянский, – со знающим видом заявила я, погрузив глаза в неразборчивую писанину. – Свободное сочинение на тему: «Самое опасное растение академических теплиц: обоснование выбора»…

– После вчерашнего происшествия решил, что будет нелишним рассказать первокурсникам, сколько неприятностей может исходить от милых оранжерейных цветочков, – Карпов показательно нахмурил лоб, но я и без того догадалась, что он не про растения. – Что выбрал господин Воланти?

– Вы будете смеяться, сэр, но юношу приводит в ужас мысль о Дуболоме Хлопчатом. Я полагала, это совсем безобидное растение, избавляющее от расстройства желудка и плюющееся белыми ватными шариками.

– Господин Воланти перепутал его с Дубоскалом Бумажнолистным, способным откусить не только пальчик, но и всю пятерню. Отдайте этот бред.

Размашисто черкая пером с красными чернилами, Карпов шлепнул на бумагу кляксу и очередное «Безобразно». А затем сунул мне нового клиента на экзекуцию.

– И что там вымучила из себя эта… мисс Артеми?

– Вот это точно французский. И выбор… необычный. Юную мисс Артеми волнует… – я сделала драматичную паузу, которая была нужна и мне тоже, поскольку первокурсница с наскоку попала в самое больное место. – Ее больше всего беспокоит глициния из пятой оранжереи. Правда, девочка не смогла вспомнить точное название… милого цветочка. Но описала верно – мелкие фиолетовые бутоны, удлиненные соцветия, тонкий гвоздичный аромат…

– Обоснование выбора? – спокойно отозвался Карпов. Даже бровью не повел. Демон!

– Может сами? Тут вполне разборчиво… – вконец смутилась я и сунула листок обратно.

Чертова мисс Артеми. Она очень метко и художественно описала эффект Бурестрастной Глицинии, «вызывающей пожар в человеческих сердцах и толкающей на необдуманные, но тайно желаемые поступки». Я больно прикусила нижнюю губу, потому что ее уже начало покалывать от воспоминаний об одном очень горячем поцелуе. Необдуманном. Но тайно желаемом.

Профессор не стал меня мучить, пробежался глазами по сочинению, хмыкнул и отложил в сторонку. Быть может, первокурсницу ждет неплохая отметка. Но я бы на ее месте сильно не рассчитывала.

– А что вы бы выбрали из растений?

– Ублиум Мортис, – мгновенно ответила я, потому что уже размышляла когда-то над похожей темой. А вчерашняя история с краденой памятью подлила масла в огонь.

– «Корень забвения»? И что же в нем такого страшного, кроме идиотского названия? – Демон фыркнул, явно посмеиваясь над моим «малиново-желейным» выбором.

– Забвение – это страшно, сэр. Стирая ключевые моменты своей жизни, можно потерять кусочки личности. То, из чего мы состоим. Забыть, почему мы стали теми, кто есть…

– Вы плохо читали учебник, – рассмеялся Карпов, но не унизительно, а как-то тепло. Вокруг черных глаз даже собрались пучки обманчиво-добрых морщинок. – В древние времена, до открытия высшей магической хирургии, растение использовалось в медицине, по большей части – в психиатрии. Снадобья на его основе избавляли шизофреников от лишних личностей. Но, чтобы случайно потерять память от Ублиум Мортис, нужно съесть тонны три горьких колючих листьев.

– Простите, я, наверное, опять отвлеклась на занятии…

«Но поскольку отвлеклась я на вас, то сами и виноваты!» – мысленно промычала вдогонку.

– И какие же кусочки вы страшитесь потерять?

– Боюсь забыть нормальное детство. Родителей, наш дом в Шартре… Друзей, обычных соседских девчонок и мальчишек, игравших в волшебников ивовыми прутиками… Простые вещи. Как бегала вечером на озеро с пиявками и на спор ныряла прямо в одежде, – кажется, меня понесло, но остановиться уже не могла. – Как рвала цветы в саду одной пожилой дамы и до ужаса испугалась, увидев, что та смотрит из окна и грозит пальцем. Как бежала потом через все дворы, путая следы. Как ездила с родителями на машине на южное море, но плавать в теплой просоленной воде мне не понравилось, а вот закапывать ноги в песок, пропускать его сквозь пальцы…

– А ваш кошмар?

– Его важно помнить. Хоть и не хочется.

– Вы так цепляетесь за человеческое прошлое… – задумчиво бормотал профессор, заглядывая в мои глаза. – Не потому ли, что за шесть лет в «Эншантели» так и не смогли стать частью мира магии?

– Я как Фигаро. Одна нога тут, другая там, – попыталась отшутиться я, но тут же поняла, что Карпов едва ли оценит сравнение. – Уже не чувствую себя своей среди обычных людей… Но и волшебное сообщество относится ко мне с опаской и недоумением. Дестинка, что сказать.

– Не знаю, кто такой этот Фигаро. Но смысл ясен. – Демонический взгляд был таким внимательным и проникновенным, что я поежилась. – Вас разорвало на два мира, и ни один из них не принял целиком. С людьми скучно, с магами сложно…

– Это с вами сложно, – буркнула я. – А с магами… просто непонятно. Я до сих пор не разобралась, как тут все устроено.

– По-идиотски тут все устроено, – недобро вздохнул Карпов, подтверждая мою недавнюю догадку, и сунул мне в руки новый листик с роскошным опусом о вреде Трясучки Египетской Булавовидной.